буквально пожирая их глазами, и в статьях, осыпая посетителей его «варьете» ворохом надежд и обещаний. Тут же, к их немалому удивлению, заменяя их грубые представления на шелковые иллюзии грандиозного будущего! Где все они станут «шёлковыми». Поголовно!

— Слегка заикаясь, правда, но зато — об их многочисленных правах! Ведь прав тот, у кого больше прав, а не тот, кто лев. Тем более — светский лев, лев-ый по определению. Подстрекая народ лишать лев-ушек права править, давая им по ушам.

— Отпечатывая в сознании масс подписью под своими статьями, что для них теперь существует только один Лев — он сам. С усам. А не какой-то там Лейб.

— Капитан лейб-гвардии на корабле уже морально устаревшего бытия, идущего ко дну истории.

— Который, как уже опытный в огородных делах нео-консерватор, давно освоивший навык мариновать богатый урожай своих идей в кристально чистых американских банках, захотел выйти за ограду рассудка и возглавить революцию в умах каждого. Перековав в горниле истории свою штыковую лопату в настоящий штык. И используя его столь же точно и решительно, как хирург — скальпель.

— И вместе, слегка картавя ни то от еврейского акцента, ни то от отсутствия в их время грамотных логопедов, эти два диктатора пролетевшего над гнездом их съехавшей кукушки пролетариата стали, торопливо и решительно махая скальпелями, лечить страну. Отрезая «торчащие уши» из их концепции.

— Торчавшие именно потому, что пролетарий, будучи более примитивен, чем светский лев, будет гораздо более жесток, дорвавшись до власти над точно такими же приматами. Ведь он знает их изнутри: как Шариковых, 8 И не склонен врождённой культурой с детства их жалеть и идеализировать. И «уходить в народ», чтобы постепенно приучить их всех к мысли, что они и сами смогут осуществлять власть.

— Но так и не поняв того, что пролетариям всё равно, кто их угнетает, заставляя работать во благо страны, мифический злой дядька с плетью управленца, заставляя их работать «по щелчку», или же точно такой же холоп, как и они сами, дорвавшийся до власти. Как Хрущёв. Но уже — от звонка до звонка! Превращая страну в «Архипелаг Гулаг».9

— Не обращая внимания на письменно задокументированное недоумение Сталина: «Уймись, дурак!», выдававший на-гора более всех репрессированных в своём округе. Придавая таким образом игры с народом больше объема и глубины рисунку своей картины мира, независимой от мнений и чаяний большинства. Подчеркнув этой псевдо элитарностью способность проводить в жизнь сугубо свои планы. Чтобы его заприметили и взяли в оборот глобализаторы, продвигая во власть наряду с другими врагами собственного народа.

— Ещё даже более щетинистыми и ежовыми, чем тот, кто даже на смертном одре жалел только о том, что не успел в своё время расстрелять иглами всех своих обвинителей. Прошивая их всех своим взглядом. К сфабрикованным ранее на них делам. Скорее уж по привычке соблюдать клановые интересы, чем из природной злобности и маниакальной жажды мести, как это тут же преподнесли на блюде СМИ вечно перепуганным народным массам, которым только и дай поохать и поахать! Побуждая их работать исключительно аховыми методами — на Стройках Века. Во имя…

— Превращая рабочее место каждого в окоп трудового фронта. Не замечая из этих убогих землянок то, как украинская партийная линия постепенно вытесняла грузинскую, которая всё это время наивно пыталась враждовать с армянской. В то время как украинская у них же на заднем дворе росла, как на дрожжах из-за океана. Под крышей Троцкого. Согласно его нео-ветхим заветам. Как и любой нео-пророк, пытавшийся создать революцию в умах во всём мире, но уже — на основе не менее фанатичного поклонения экономическим теориям, Золотому Тельцу.

— Которого тут же высмеяли Ильф и Петров10, как типичного Остапа Бендера, потерявшего Золотого Тельца при попытке удрать через границу.

— Но так и не смогли оценить ни всей широты его размаха, ни глубин интеллекта Ленина, этого Кисы Воробьянинова из дворянской семьи. Вынужденно купировав крылышки им обоим, отлучив от отца Фёдора (семинариста Сталина), чтобы хотя бы попытаться втиснуть эту «святую троицу» в мозги обывателей. Как в могильник. Завернув эти и до сих пор радиоактивные отходы от истины в полотно своего бессмертного шедевра, как в погребальный саван. Со всеми почестями.

— Намекая своим названием предыдущего бестселлера «Двенадцать стульев» на возведение их в один торговый ряд с двенадцатью апостолами. Как, разумеется, более мелких, чем апостолы, но не менее исторических персонажей!

— Чтобы каждый мог твёрдо усесться на них, освоив всё их творчество — Сталина, Ленина и Троцкого и только тогда приступить за круглым столом диалога их противоречивых логик к более сакральным блюдам. Таким, как извращенное Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом учение потомственных скотоводов: «Капитал», где «прибавочный продукт» есть часть приплода молодых агнцев, которых можно пустить под нож, а «необходимый продукт» есть часть агнцев, которых необходимо оставить для восстановления поголовья скота. И трансформировали это учение, где самого лучшего агнца нужно прирезать и зажарить, в формат научно-экономической теории.

— Публично, якобы, отрекшись от религиозного контекста. Заявив, что: «Религия — опиум для народа». Заставив и социалистов и капиталистов ещё более фанатично поклоняться «Капиталу» — Золотому Тельцу. Тому самому — лучшему — агнцу. Мол, долой старую религию и да здравствует новая!

— Только уже не религия Бога, а религия Сатаны. В которой было три «святых» — Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Владимир Ленин, «иконы» которых в принудительном порядке висели в каждом кабинете.

— Оставивших нам на память о себе не только свои многочисленные тома (даже не подозревая о том, что это была, есть и будет есть мозг каждому из нас именно медицинская литература про диктатуру пролетариата (то есть, как показала их медицинская практика, про диктованный пролетариату бред сумасшедшего о маниакально одержимых утопичной идеей социальной справедливости без царя в голове и во главе)), но и — многочисленные швы буквально по всей планете. Соц. лагеря за колючей проволокой с ожидающими там подъема красного, от крови их жертв, занавеса в конце этой затянувшейся трагикомедии.

— Швы, которые и до сих пор так и не смогли как следует (из дела) затянуться. Выдохнуть, отбросить фронтовую цигарку и зарасти ковылём, быльём и кованым стихом. Взывая к нам, если смотреть на них из космоса, чёрными провалами пустых, выжженных от избытка их внутренней энергии, глаз.

— Что, конечно же, было всего лишь частным случаем земской практики. Лишь слабыми отголосками стонов из антологии мировой медицины, второпях создаваемой по симптомам для лечения социальных язв на теле давно уже смертельно больного общества со