Новый приказ Гитлера на период осеннего наступления, ставивший задачу перед 2–й танковой армией (танковая группа Гудериана была преобразована во 2–ю танковую армию) овладеть не только Москвой, но и городом Горьким (Нижним Новгородом), был не только нереальным, а и абсурдным, скорее из области фантастики.

На большие усилия Гудериан уже не был способен. Это чувствуется в его письме к жене, направленном в Берлин 17 ноября 1941 года:

«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами».[33]

Пожалуй, ни один документ не раскрывает так душевное состояние Гейнца Гудериана, оказавшегося в подмосковных снегах зимой 1941 года, как письма домой самому близкому человеку. В них отчетливо просматривается трагедия в общем—то неглупого человека, втянутого во вселенскую авантюру психопатом по имени Гитлер, возомнившим себя едва ли не земным богом.

Было бы, конечно, интересно воспользоваться письмами генерала и к своим сыновьям (они наверняка сохранились), но, к сожалению, автор не располагает ими, хотя и делал попытку заполучить их через германское посольство в Киеве. 5 февраля 1999 года атташе А. Зейферт ответил коротким письмом в несколько строк: «Посольство должно сообщить вам о том, что оно не в состоянии выполнить вашу просьбу».

Так что приходится довольствоваться тем, что имеем. Надежды на изменение положения под Москвой практически не было никакой, ничего не оставалось делать, как принимать ординарное решение о прекращении наступления. Доложив об этом командующему группой армий «Центр» фельдмаршалу фон Боку и шеф—адъютанту Гитлера Шмундту, Гудериан 10 декабря пишет очередное письмо жене, изливая свою душу: «…У нас недооценили силы противника, размеры его территории и суровость климата, и за это приходится теперь расплачиваться… Хорошо еще, что я 5 декабря самостоятельно принял решение о прекращении наступления, ибо в противном случае катастрофа была бы неминуемой».[34]

Новое наступление на Москву, предпринятое группой армий «Центр», выдохлось, советская столица оставалась неприступной. Разгневанный Гитлер снял со своих постов многих военачальников, в том числе и фельдмаршала фон Бока, назначив на его место фельдмаршала фон Клюге.

20 декабря Гудериан был вызван к Гитлеру и имел с ним пятичасовую беседу. Убедить фюрера в правильности принятого решения о приостановлении наступления и отводе войск в район рек Зуша и Ока командующему 2–й танковой армией не удалось, несмотря на, казалось бы, достаточно аргументированные доводы, главный из которых заключался в том, что наступление в зимних условиях привело бы к напрасной гибели личного состава армии, потерям, ничем не оправданным.

Парируя этот довод, Гитлер разразился напыщенной тирадой: «Вы полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее король был вправе требовать от каждого немецкого солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью».

Гудериан не сдавался: «Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для своей родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы, однако такие жертвы нужно требовать от своих солдат лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью. Полученные мною указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями обстановки. Лишь на предлагаемом мною рубеже рек Зуша, Ока войска найдут оборудованные еще осенью позиции, где можно найти защиту от зимнего холода. Я прошу обратить внимание на тот факт, что большую часть наших потерь мы несем не от противника, а в результате исключительного холода и что потери от обморожения вдвое превышают потери от огня противника. Тот, кто сам побывал в госпиталях, где находятся обмороженные, отлично знает, что это означает».[35]

Дальше разговор шел на повышенных тонах и касался в основном фронтовых проблем — отсутствия теплого обмундирования, плохого продовольственного снабжения и снабжения горючим, запчастями, несвоевременным пополнением армии новой бронетехникой и автотранспортом.

Гудериан понял, что Гитлер не имеет ни малейшего представления о положении на фронте, и дальнейшая беседа не имела смысла. Ни с чем пришлось возвращаться в Орел. Тем временем советские войска перешли в контрнаступление и начали теснить немцев в районе Ливен, Черни, Белова, Тупы. 25 декабря едва не была разгромлена одна из мотодивизий Гудериана, попавшая в окружение у Черни. Фон Клюге обвинил командующего в том, что тот задержал приказ об отводе войск, и сообщил об этом Гитлеру.

Дело приняло серьезный оборот. 26 декабря Гитлер подписал приказ об отстранении Гудериана от командования 2–й танковой армией и отправил его в отставку.

В этот день Гудериан простился с армией, написал приказ, который, как мне кажется, характеризует его как человека и военачальника:

«Солдаты 2–й танковой армии!

Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами освободил меня с сегодняшнего дня от командования.

Прощаясь с вами, я продолжаю помнить о шести месяцах нашей совместной борьбы за величие нашей страны и победу нашего оружия и с глубоким уважением помню обо всех тех, кто отдал свою кровь и свою жизнь за Германию. Вас, мои дорогие боевые друзья, я от глубины души благодарю за все ваше доверие, преданность и чувство настоящего товарищества, которое вы неоднократно проявляли в течение этого продолжительного периода. Мы были с вами тесно связаны как в дни горя, так и в дни радости, и для меня было самой большой радостью заботиться о вас и за вас заступаться.

Счастливо оставаться!

Я уверен в том, что вы, так же как и до сих пор, будете храбро сражаться и победите, несмотря на трудности зимы и превосходство противника. Я мысленно буду с вами на вашем трудном пути. Вы идете по этому пути за Германию! Хайль Гитлер!

Гудериан».[36]

Батальон капитана Гусева, единственный батальон, укомплектованный еще под Сталинградом, заканчивал разгрузку эшелона на станции Кубинка. При слабом свете фонарей танки съезжали с железнодорожной платформы. Работа шла без лишнего шума и суеты. Раздавался спокойный и уверенный голос капитана, подававшего механикам—водителям команды: «Левее! Так держать! Пошел!» Создавалось впечатление, что комбат всю жизнь работал в морском порту докером и для него погрузка—выгрузка дело привычное. К утру батальон стоял в боевой готовности и ждал приказа.