Дозоры передали на КП бригады: со стороны Орла показалась гитлеровская колонна танков и мотопехоты. Бой вот—вот вступит в новую фазу. Каким будет его исход? Этот вопрос не давал покоя Катукову. За свои фланги на этот раз он не беспокоился. Там стояли танкисты Гусева и Бурды. Надеялся, что и в центре рота старшего лейтенанта Самохина не дрогнет. Вызывал тревогу лишь 2–й батальон капитана Анатолия Рафтопулло. У него большая часть — легкие танки, и противостоять новейшей технике Гудериана будет не просто.

И комбриг помчался во 2–й батальон. Увидев комбата, прохаживавшегося вокруг своей машины, спросил:

— Волнуешься, Анатолий Анатольевич?

— Есть маленько, — откровенно признался Рафтопулло. — Любой бой неизвестность. Выстоим ли на этот раз?

— Обязаны выстоять, комбат!

Из—за поворота в долину речки Лисицы стали спускаться немецкие танки. Их было больше сотни. За ними шли бронетранспортеры с пехотой, тягачи с орудиями, мотоциклы с автоматчиками. Танки сразу же открыли огонь по позициям мотострелков. Комбату Кочеткову пришлось принять на себя очередной удар немецкой армады.

Гитлеровские войска, перейдя речку, пытались с ходу прорваться через наши позиции. Мотострелки ответили ударом из противотанковых ружей, дружно била по врагу и противотанковая артиллерия. С НП Катуков видел, как новая лавина немецких танков двинулась вперед, открыв ураганный огонь. Пехотинцы нуждались в поддержке. Комиссар Бойко нервничал:

— Товарищ полковник, пора вводить в бой группу Лавриненко!

— Вижу, что пора. Но пусть все немецкие танки перейдут речку, тогда и ударим из засады.

Комбриг еще раз поднял бинокль, провел им по долине. Вот он уловил момент, которого ждал. Затем по радио отдал приказ старшему лейтенанту Дмитрию Лавриненко выводить из укрытия свои машины. В одно мгновение из рощи выскочили четыре «тридцатьчетверки» и открыли огонь.

Немецкие танки не успели даже развернуться, чтобы принять боевой порядок. Некоторые из них уже горели. По всплескам орудийных выстрелов немцы засекли наши машины и открыли по ним ответный огонь. Лавриненко умело сманеврировал, исчез из поля зрения. Минут через пятнадцать—двадцать его группа появилась в новом месте, причем вышла настолько удачно — невдалеке, урча моторами, взбирались на высоту несколько немецких танков. Борта открыты — только стреляй. И Лавриненко воспользовался моментом. Новая атака увенчалась полным успехом.

— Молодец, танкист! — восхищался Катуков, считая горящие немецкие машины. Их было ровно пятнадцать.

Отлично сражались в этот день все танковые подразделения и экипажи, делая по три—шесть атак. Особенно отличился экипаж «тридцатьчетверки» старшего сержанта Ивана Любушкина, в прошлом скромного тамбовского колхозника. Когда немецкие танки прорвались через позиции мотострелкового батальона, намереваясь зайти в тыл бригаде, Любушкин, спрятавшись за стогом сена, поразил сначала один вражеский танк, затем еще четыре. Немцы обнаружили его машину, открыли огонь. Несколько снарядов ударили по броне. Два члена экипажа были ранены, сам командир получил тяжелый ушиб ноги. Но танкисты не покинули поле боя, маневрируя, пользуясь короткими остановками, они подбили еще четыре танка противника.

Вечером, узнав о подвиге славного экипажа, подбившего девять вражеских машин, Катуков приказал начальнику штаба Кульвинскому:

— Любушкина и его товарищей представить к правительственным наградам!

Потеряв значительную часть своей техники, Гудериан, однако, не успокоился. Мысль о прорыве к Мценску не покидала его ни на минуту. Ведь он сам отдал приказ взять город к 9 октября. Снова и снова немцы бросались в атаку. Наткнувшись на наши засады в одном месте, откатывались, перегруппировав силы, начинали наступление в другом.

С передовой прибыла разведка с тревожной вестью: вдоль шоссе Орел — Мценск противник сосредоточил до 200 танков и большое количество мотопехоты. Готовится новая атака. Еще раньше Катуков доложил комкору Лелюшенко о ходе боев за последние дни и попросил оказать помощь — подбросить противотанковый дивизион.

— Как бы теперь пригодились противотанковые пушки, — сказал комбриг стоявшему рядом комиссару Бойко. — Забыл, что ли, о нас комкор?

Лелюшенко не забыл о просьбе комбрига, понимал, в каком положении находится танковая бригада, поэтому и прислал для ее поддержки дивизион гвардейских минометов под командованием капитана Чумака. Представляясь Катукову, капитан торопливо доложил:

— Приказано ударить на самом танкоопасном направлении!

— Спасибо, дорогой, — Михаил Ефимович с радостью пожал руку артиллеристу. — У нас тут любое направление самое—самое…

— Хорошо, — согласился командир дивизиона, — вы мне покажите место сосредоточения немецких войск, дальше уже, как говорят, дело техники.

Кульвинский принес карту. Катуков жирным полукругом обозначил участок за рекой Лисицей, куда Гудериан стягивал танки, артиллерию и другую военную технику.

Многие в бригаде никогда не видели установок с реактивными снарядами. Вид неказистый, обычные грузовые машины, только вместо кузова имели несколько рядов направляющих рельсов. Послышались разочарованные возгласы:

— Тоже мне грозное оружие!

Капитан Чумак размеренно делал свое дело, не обращая внимания на критические реплики, то и дело поторапливал подчиненных. Когда реактивные установки были приготовлены для открытия огня, он попросил всех присутствующих спрятаться в окопы. Вмиг рядом никого не оказалось. Катуков посмотрел на часы:

— Можно начинать!

Вдруг ночное небо пронзили ослепительные молнии, снаряды с воем устремились куда—то вдаль, оставляя за собой светящиеся хвосты, подобно падающим на землю метеоритам. Через несколько минут лощина, в которой немцы сосредоточили свою наступательную технику, была объята пламенем. Можно было себе представить, что там творилось!

Капитан Чумак увел свои установки в тыл — таков был приказ. Но он оставил по себе добрую память. Спустя час Катуков направил разведку к месту огневого налета. Она зафиксировала потери немцев: 43 танка, 16 противотанковых орудий, 6 автомашин, до 500 солдат и офицеров.[42]

Эффект огневого налета был впечатляющим. Такого Катуков не видел с самого начала войны. Побольше бы таких установок!

Удар почувствовал и Гудериан. Когда барон фон Лангерман, командир 4–й танковой дивизии, доложил ему о потерях, тот сразу и не поверил, решил сам выехать вместе с комдивом на поле боя и все проверить. Проверил и записал: «Потери русских были значительно меньше наших потерь».

Это будет не последняя запись танкового генерала. А Катуков понимал, что Гудериан не остановится ни перед чем, будет продолжать наступление. Немцам теперь хорошо известна местность, расположение наших танковых засад и артиллерийских батарей. Если не поменять позицию, при очередной вражеской атаке можно понести большие потери. Посоветовавшись со своими помощниками, в ночь на 7 октября он отводит бригаду на рубеж Ильково — Головлево — Шеино.