И тут Лешка совершил еще один поступок. Не очень приличный, но очень опасный. Он приоткрыл дверцу шкафа и заглянул в него. В шкафу висел немодный черный костюм, из нагрудного кармашка которого торчал уголок сиреневого платочка. Алешка прикрыл дверцу – она предательски скрипнула.

– Ты чего? – вошел дядька. – Ты чего здесь шаришь? Что там потерял?

Алешка не растерялся:

– Мышь туда шмыгнула. Вот такая вот! Вроде крысы. С хвостом.

– Да ты что! – дядька явно расстроился. И принес из кухни веник.

– Держи, шпингалет! – протянул его Алешке. – Я дверцу открою, а ты ее веником.

– Дверцу?

– Ну ты тормоз! Мышь бей. Как выскочит, так и бей.

Но мышь не выскочила.

– Затаилась, – прошептал Алешка. – Наверное, куда-нибудь в карман забралась. Тут веник не поможет. Нужна кошка. Давайте меняться: я вам кошку...

Дядька забрал у Алешки веник и не очень вежливо выставил его за дверь.

Честно говоря, мне эти Алешкины заморочки поднадоели. А мягко говоря, не очень часто они кажутся разумными. Факты и фантазии в противоречии. Аналитический прогноз и прогнозирование анализа... В конце концов я не выдержал и прямо ему об этом сказал.

Алешка страшно удивился. Примерно так, будто бы я усомнился в том, что Земля имеет форму шара. По правде говоря, Алешка и сам до сих пор в этом не уверен. Да и я, пожалуй, тоже. Но тем не менее он принял любимую сердитую мамину позу (руки в боки, нос в потолок) и выдал:

– Дим, это же целая банда! Очень плохая и опасная.

– Да? – усмехнулся я. – Большая и вооруженная?

– Ты дурак, да? Или притворяешься? А вот увидишь! Завтра мы с тобой пойдем к ихнему главарю пить чай из его большой кружки. Съел?

Съел... И не подавился.

Мы подошли к зданию института. Остановились у левого якоря.

– Сейчас за нами придут, – пообещал Алешка. – У меня тут свои люди завелись.

У Алешки мгновенно заводятся везде «свои люди». Если потребуется, такие у него и в Кремле найдутся. В Лондоне, во всяком случае, они у него уже есть.

Алешка смахнул снег с якорной лапы, постучал по ней ладошкой и уверенно заявил:

– Подделка. Из деревяшки.

Я не успел ему возразить, хотя и со второй лапы смахнул снег: по ступеням медленно и важно поднимался профессор Глотов, постукивая своей знаменитой витой палкой.

Он как-то похвалился Алешке, что эта палка сделана из бивня нарвала. Нарвал – это такой полярный дельфин, длиной шесть метров. И у него только один бивень – слева от морды, длиной до трех метров.

– Я сам добыл в полярной экспедиции этого нарвала тяжелым гарпуном. И сделал из его бивня эту трость. На память.

Надо с ним раскланяться. Но и этого я не успел сделать. Перед входом затормозила машина (желтые «Жигули»), из нее вышел водитель и скачками по ступеням нагнал Глотова. Они остановились у другого якоря.

– Какая встреча! – шепнул мне Алешка. – Маскируемся!

На этот раз я понял его с полуслова: водитель был тот же самый человек, который расспрашивал Алешку про Полкана и который «посещал» квартиру Вадика. А маскировка наша была простой: мы яростно заспорили об этих якорях – настоящие они или это просто макеты. Мы по очереди орали языками и вовсю слушали ушами.

Водила, подойдя к профессору, достал из кармана что-то небольшое, зыркнул глазами по сторонам и это небольшое отдал Глотову. Профессор достал из кармана связку ключей и, прицепив к ней что-то небольшое, сунул связку обратно и спросил:

– Все в порядке?

– Все путем, пан профессор.

– Где она? Давайте ее сюда.

– Подделка! – заорал Алешка. – Деревяшка!

– Ни фига! – заорал я. – Чугунный!

Водитель сказал:

– Так не пойдет. Бабки вперед. Пять штук аванса, еще десять под расчет.

– Мы так не договаривались, батенька мой. Речь шла о десяти тысячах.

– Все меняется. Вещь очень ценная.

– Откуда тебе знать? – профессор возмутился.

А водитель усмехнулся:

– У меня дома аквариум есть. Соображаю. Гоните бабки, пан профессор.

– У меня нет с собой такой суммы.

– Ну и у меня папки с собой нет. До встречи.

– Постой! Подъезжай к шести, – поморщился профессор, – заедем в банк, я сниму необходимую сумму.

– Вот и лады. Снимете пятнадцать штук – там же, в банке, передам вам папку.

– Ну ты наглец!

– А почему вы мне говорите «ты»? Я ведь с вами на «вы».

Профессор взорвался.

– Потому что я – профессор с мировым именем! А ты – просто вор!

– Да и ты, профессор, – просто вор. Еще почище меня.

Тут с Глотовым что-то случилось, какой-то сбой где-то в нервной системе. Он как бы погас. Как свеча, на которую сильно дунули. И он немного «почадил»:

– Виноват, Игорек. Приношу свои извинения. Погорячился. Нервы, знаете ли, батенька мой. Подъезжайте к шести. Договоримся.

Водитель почему-то козырнул и, припрыгивая, спустился по ступеням. А Глотов заметил нас. И осветился сладкой улыбкой. Будто снова свеча зажглась.

– О! Юная смена! О чем спор, коллеги?

– Он говорит, – Алешка растопыренной пятерней ткнул меня в грудь, – что якорь настоящий! А я говорю, что это крашеная деревяшка.

– Настоящий, коллега, самый настоящий. С научно-исследовательского судна «Академик Вознесенский». Я плавал на нем. В экспедиции. В Индийском океане.

– Вы? Плавали? В океане? – с каждым вопросом Алешка все шире распахивал свои синие глаза.

Профессору это понравилось.

– Да, батенька мой. Проводил на борту «Академика» интереснейшие исследования. Мирового значения.

– Класс! – хитрому восторгу Алешки не было предела. – Супер!

Настроение у Глотова заметно улучшилось. Видно, не так уж часто он слышал в свой адрес комплименты. Особенно – класс и супер.

– Что ж, коллеги, заходите как-нибудь ко мне. За чашкой чая будет что вспомнить, о чем побеседовать.

– Обязательно! – обрадовался Алешка. – Я обожаю пить чай с воспоминаниями. И с великими учеными. С Тимирязевыми, с этими... с Менделеевыми, с Некрасовыми. Всегда что-нибудь новенькое узнаешь.

Вроде того, например, что поэт Некрасов – великий ученый. Который все время выдавал за чаем «что-нибудь новенькое».

– Ну, мне пора, коллеги. Наука не любит ждать своих преданных служителей. А вы здесь с какой целью, батеньки?

– С научными. – Алешка не растерялся и вытащил из кармана замызганную тетрадь. – Мы помогаем Вадику... то есть Вадиму Иванычу. Ведем наблюдение за Розовым Принцем.