плесени и мышей. Отец Лерри достал из кармана фонарик-жужжалку.

Вниз вела лестница. Мы спустились в катакомбы, пропахшие не то амброй из желудка кашалота, не то серно-аммиачными газами, то и дело вступая во что-то отсыревшее и рыхлое. Жёлтый луч фонарика принялся выхватывать серые фрагменты узкой галереи, покрытые слоями паутины. Мы понемногу двигались вглубь.

Лерри первым нарушил зловещую тишину:

– Странно, – его голос тут же отразился от низенького потолка и обволок наш слух гулким плотным звучанием. – Крест должен лежать неподалёку от входа. Но я его не вижу.

– Возможно, он дальше, – сказал Адам.

Помолчав, священник ответил с сомнением:

– Год назад рабочие после того, как установили ныне стоящий у калитки каменный крест, помогли донести старый крест сюда, но они сбросили его у входа, сказав, что слишком тяжёлый и дальше это не их проблемы.

– И всё же стоит поискать, – настаивал Адам. – Мистера Кочински сейчас лучше не расстраивать.

Под жужжащие лязги фонарика мы проволоклись вдоль нескончаемых коридоров, заполненных сыростью и кое-где мышиным писком.

– По-моему, в этом нет смысла, – сказал я.

– Это странно, – повторил отец Лерри. – Я не понимаю…

Мы двинули обратно. Когда перед глазами замаячили ступени, тускло освещённые выжимаемым из фонарика охряным лучом, Адам спросил:

– Когда вы в последний раз…

Его перебил истошный крик, донёсшийся сверху. Мы вздрогнули, а священник выронил жужжалку. Крик повторился. Орали во всю глотку, где-то вдали.

– Боже! – отец Лерри подошёл к лестнице. – Это в лесу!

Голос был явно мужской и вопил на последней грани отчаяния.

– Господи, что там происходит? – в голосе Лерри послышался ужас. – Кому-то нужна помощь!

– Что мы тут стоим? – Адам быстро овладел собой и первым взбежал по ступеням.

Я бросился следом, отец Лерри поспешил за нами.

Крики прекратились, но мы уже засекли направление и знали, куда бежать – к холму, что горбатился в самой чащобе, где я три ночи назад валялся с Джульеттой. Я быстро обогнал Адама, он мчал на всех парах, но я в моменты опасности был самим ветром.

Как и три дня назад, всё вокруг заволокло клубами лесного тумана, пару раз я чуть было не расшиб лоб о дерево. В физическом напряжении я топил своё воображение – не желая видеть ужасы, которые оно мне пыталось рисовать.

Я нёсся, узнавая в сумраке знакомые места, и когда преодолел неглубокий ров, давно высохший, мои ноги вдруг отказались нести меня дальше. Я обнял рукой тонкий клён и замер.

Адам догнал меня через полминуты, найдя в странном оцепенении.

На взгорке, усеянном синими анемонами, стоял крест в восемь футов, прислонённый к дереву. За него ленивым облаком цеплялась дымка, основание креста тонуло в плотной струящейся мари. В абсолютной тишине слышалось карканье спугнутых нами ворон и наше тяжёлое дыхание. Пелена тумана не спеша приоткрывала нам детали картины. Мы ясно понимали, что к кресту привязан человек в одной набедренной повязке, что руки человечьи, как у Спасителя, распростёрты, а в туловище вогнано около дюжины стрел. По телу – чёрные кровоподтёки.

В несчастном узнавались черты Тео. Его голова безжизненно свисала на грудь.

– Вот и убрали Тео со сцены, – ошарашенно выдохнул я. – Дарт ведь…

– Это не мог сделать Дарт. Он сначала с нами сидел, а потом пошёл Диксонов уговаривать.

– Это несерьёзно ведь? – сказал я, стараясь обрести привычный тон. – Розыгрыш, да?

– Макс, ты не видишь, что он мёртв? – сказал Адам, поправив очки.

Адам осторожно прошёл вперёд и остановился рядом с Тео. На склоне слышались шаги – отец Лерри, хрипло дыша, преодолевал последний подъём.

– Он действительно мёртв, – сказал Адам. – Мистер Кочински будет недоволен.

Я повернулся к Лерри. Он был похож на явившегося дьявола, только что в обличье ворона, наблюдавшего за нами с ветвей и вдруг обернувшегося на земле священником.

Мне было страшно, мне внезапно сделалось холодно.

– Тео… – сорвалось с уст Лерри. – Господи, помилуй нас грешных!..

Я думал, он кинется на колени, начнёт читать «Отче наш», а он лишь прошёл к взгорку и встал рядом с Адамом. Две фигуры безмолвно рассматривали истерзанное тело.

Рука Лерри потянулась к шее Тео.

– Что вы делаете? – вскрикнул я.

Священник проверил пульс на сонной артерии Тео.

– Мёртв, – сказал он тихо. – Упокой, Господи!

Я наконец оторвался от клёна и тоже прошёл к кресту. На Тео была набедренная повязка из его собственной майки, стянутой с торса на чресла. И одна стрела пронзила набедренную повязку точно в центре и напоминала дротик от дартса, торчащий из «яблочка». В том месте бледная тряпка в сумраке казалась чёрной. Я еле сдержал подкатившую к горлу тошноту.

– Твою ж… О боже! Ему разрубили яйца! Диксон! – Я заткнулся, вспомнив, что рядом священник. – Зачем вы проверяли пульс? Разве не очевидно, что он мёртв?

Адам покосился в мою сторону. Я схватился за волосы, дёргая за них, чтобы кровь прилила к голове.

– Нужно звать на помощь!

Вдруг послышался глухой стон.

– Да он жив, жив! – вырвалось у меня.

Священник и Адам даже не взглянули в мою сторону. Отец Лерри достал фонарик-жужжалку и, зажимая его в руке, обвёл лучом света взгорок, где мы стояли.

– Нет, туда!

Адам решительно двинулся к склону, противоположному тому, с которого мы поднялись. Лерри с фонариком шёл за ним. Пошёл и я.

В траве, покрытой сгустками крови, лежал труп собаки с торчащей из брюха стрелой. А рядом с собакой пытался поднять голову человек. Это был Диксон. На воротник его светлой заношенной рубашки стекали струйки крови. Глаза были открыты.

Увидев свет, он протянул к нам руку, но снова уронил её.

– Я не хотел… Я желал ему смерти, но… Нет, я не хотел…

Диксон снова застонал.

Мы с отцом Лерри подтащили лесника к дереву, прислонили к нему спиной и устроили поудобнее.

Священник остался с раненым, а мы с Адамом побежали за помощью и полицией.

Глава 12

Ночь без сновидений

Более кошмарной ночи я в своей жизни не припомню. Понаехало полиции, будто закололи самого короля, прислали подкрепление из округа. Милека Кочински увезли в больницу. В ту же больницу, но под конвоем, доставили Диксона. У него оказалась серьёзная травма черепа. Возле его палаты поставили констебля, наверное, из опасения, что помутившийся рассудком Кочински прознает, кто находится рядом, ворвётся и задушит или загрызёт Диксона.

Каким-то образом в деревне среди ночи распространилась молва о происшествии, и к холму прихлынула волна любопытных, которые желали знать, что именно случилось. К ним примешалась толпа студентов, одетых бедуинами, сорвавшихся с репетиции, и тоже