Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. А зачем оно мне? У меня, кстати, и мотива убивать не было.
– А плечо? – Гарри указал на слой бинта на руке Робина.
Питер повертел головой.
– Ну, это совсем бред. Убивать из-за того, что в тебя по ошибке попал лесник. Ты ж не убивал?
– Нет, – заявил Робин с иронией в голосе. – Хотя не удивлюсь, если у криминалистов и на этот случай объяснение найдётся. Что-нибудь вроде синдрома мести за зря выпущенную в тебя пулю.
– Вот про месть свою ты интенданту и расскажешь, – скалился Гарри. – Советую заранее придумать, что тебе снилось. Ха! Хорошенькое алиби! Полиция должна проверять его у сновидений!
– Это несложно. Пусть звонят твоей мамаше, она мне как раз снилась! Рассказать суперинтенданту, в каком виде?
Словесные перепалки с Робином были заранее обречены на провал.
– Чёрт, жаль, я со всеми той сцены не видел!
– Жуть! Как туша свиная на крюке у мясника! – поделился впечатлениями Питер.
– Ага, зарезанная, – хрюкнул Мэтью. – Я б ещё кожу содрал для зрелищности.
Питер почесал затылок.
– Вообще, если так рассуждать, ведь любой из нас мог выйти с репетиции.
– Зачем? – резко выкрикнул Джо.
– Ну, приспичило в сортир там или в лес – убивать. Ха-ха! Не это важно. Главное, что как раз в двадцать минут десятого или около того Поттегрю нагнал ботаников и нарядил их в оставшееся тряпьё. Народу стало тьма. Пока Поттегрю объяснял новобранцам, чего от них требовалось, забыв про нас, кто угодно мог отлучиться минут, скажем, на десять-двадцать. Лично я не помню, когда и с кем ушёл Тео.
– Я тоже не помню, – поспешил хрюшка. – Кочински так орал, ему только кнута не хватало.
– Да, он хотел, чтоб все на пьесе сосредоточились. Но в какой-то момент стоял настоящий базар.
– А ты, Гарри, помнишь?
Гарри напрягся.
– Что я помню?
– Когда ушёл Тео? – настаивал Робин.
– Не помню. Я что, следить за ним должен?
Питер утвердительно кивнул.
– В общем, понятно, как ушёл Тео и с кем – никто не помнит.
– Это помнит Поттегрю, – сказал я. – Мы слышали его разговор с офицером. Тео вышел из павильона в двадцать минут десятого.
– Значит, это всё-таки Диксон! – взвизгнули снизу.
– Вообще связи не улавливаю, – сухо сказал я.
– А жестокость? Это ж очевидно, Диксон хотел на кресте, чтобы как в фильмах, подвесить тушу и расчленить, вот оно что, – умничал Мэтью. – Чтобы покарать, как на казни! Для назидания!
Я был согласен с логикой хрюшки. Так жестоко поступил бы лишь отец, защищавший ребёнка или мстивший за него. Но опять же: у Диксона не было времени…
– А, кстати, – подхватил Питер, – чья идея была крест использовать?
– Не помню, – говорю я.
Другие повертели головами, и тогда Джо сказал:
– Это идея Робина.
Робин повернулся к Джо.
– Разве? А впрочем, это в моём стиле.
– Ты знал, что в церковном подвале был этот крест? – спросил Питер.
Робин вытянул физиономию.
– Я не знал этого! Откуда мне было знать? Я предложил саму только идею креста, ну, в смысле самим соорудить декорацию. Раз уж религиозная тема такая пошла.
– А почему тебе в голову не пришла одна вертикально воткнутая балка? – прищурился Гарри.
– Как твоя одна извилина? – находчиво, как всегда, парировал Робин.
Гарри недовольно сгорбился снова.
– По идее, колледж Святого Аугуста должен был снабдить нас всем необходимым, – сказал я. – К чему у них там Себастьяна привязывали?
– Поттегрю считает, что они с нами не всем поделились, зажали половину костюмов и прочей шелухи. – Питер провёл рукой по спелой ржи своих волос.
– Из вредности, – кивнул Робин. – Отобрали у них такой шедевр.
– Да не в этом, думаю, дело. Из них актёры не лучше нашего. Вспомни мартовскую ярмарку.
– А в чём тогда дело?
– Конкуренция. – Питер щёлкнул пальцами. – Если Кочински плохо представит пьесу, глава муниципалитета не Роданфорду, а Святому Аугусту даст денег. Кочински не потянет убытки.
– А, в этом плане.
– Кочински зад себе и нам всем рвёт, только чтоб гранта не лишиться. Чёрт! – подытожил Питер.
За разъяснениями последовало долгое молчание, словно в комнате исчерпался запас слов. Только хрюша тихо поскуливал, а в окно доносились крики ночных птиц из леса.
Джо приобнял колени.
– Это дело рук сумасшедшего, какого-то безумца, – спустя вечность сказал он.
Головы наши как-то сами собой в унисон кивнули.
– Нет, это дело рук доведённого до отчаяния человека.
Мы посмотрели на койку, откуда голос донёсся.
– Ты не спишь? – спросил я.
– А вы? Разве вы спите?
Адам сел, развернувшись.
– Вы понимаете, что одного из нас только что убили?
Конечно, мы все в тот момент, или почти все, не могли точно представить, что на самом деле произошло.
Глава 14
Засада в орешнике
Часа в три мне сделалось совсем уж душно, хотя оконная створка была по-прежнему задрана до верха. Фонарь лунный наглухо заволокли тучи, ветвистые кроны почти не высматривались в стоячем сумраке.
Я поднялся с кровати и так и побрёл босым и нагим в спящий коридор. За дверью посерёдке между нашими спальнями располагалась душевая. Я встал под почти ледяную струю, и кожа на теле вмиг покрылась мурашками и воспряла духом, словно от возмущения, а затем и от благодарности, и если б могла, точно б зашипела, как раскалённое железо.
К холодной воде меня дед приучил. Моё взросление пришлось на годы войны, когда вода экономилась и редко кипятилась. Если бы я мог сказать спасибо войне за эту закалку, я бы сказал. Но не хочу показаться глупым. Во всяком случае, глупее, чем я есть.
Я остывал под душем минут пять. Мне показалось, краем глаза увиделось, что мимо открытой двери кто-то скользнул. Клозеты располагались тут же, поэтому странно, что некий полуночник только мимо прошёл. Я погасил шелестевшую струю над головой и поспешил выглянуть в коридор. Чугунные бра неярко обозначили удаляющийся силуэт со спины. В нашем мужском царстве завелась чужеродная фигура.
Полоска света упала на тонкую талию, облачённую в тёмный короткий жакет, и прекрасную круглую задницу, затянутую в узкую юбку-карандаш красного цвета. Она двигалась, раскачиваясь, как колокольчик, и маячила, как тряпка перед быком.
Я прочистил горло, откашлявшись. Фигура замерла и обернулась. Размытый свет коснулся половины лица, выражавшего полную растерянность.
– Вам помочь?
Молодая женщина приоткрыла ярко напомаженный рот. На плече её висела сумочка на цепочке, руки в светлых лайковых перчатках прижимались к лацканам элегантного пиджака. На вороте – брошь в виде стрекозы. Малышку будто сняли с витрины какого-то итальянского бутика. Против неё, земной богини, заплутавшей средь запахов