выясняли подробности происшествия. Между студентами метались Дарт и Поттегрю, пытаясь загнать их обратно в зал для репетиции. Однако всем уже было ясно, что министр не приедет, спектакль показывать некому и гранта университету не видать как своих ушей.

Среди деревенских мы встретили Агату. Она вдруг растеряла всю свою взрослую значительность и важность. Страх за отца, неизвестность поглотили эти её качества. Мы с Адамом пытались успокоить девушку, но она ломала пальцы, повторяя:

– Мы же пили чай с мистером Дартом, а в десять часов отец вышел на крыльцо снова позвать собаку. Юпитер куда-то пропал. А потом отец взял куртку и пошёл в лес искать. Он не мог, не мог! У него даже времени не было!

И Агата рвалась за оцепление, чтобы рассказать всё главному из полицейских.

Но полиция к месту преступления никого не подпускала, плотно оцепив холм, и вскоре любопытные разошлись по домам, чтобы в догадках скоротать остаток ночи.

Мы проводили Агату до дому и вернулись к себе в кампус.

Суперинтендант Хиксли выбрал для полицейского штаба просторный кабинет ректора и расположился со всеми удобствами. Нас с Адамом загнали туда первыми. На допрос.

Хиксли был лет шестидесяти пяти, весь какой-то прокуренный, с недоверчивым взглядом, кустистыми бровями, жёлтыми от никотина усами и чрезвычайно нерадушен. Он попросил поминутно вспомнить наш вечер в деталях с момента, когда мы в последний раз видели Тео.

Наше повествование походило на спор супружеской пары: я эмоционально рассказывал, а Адам периодически вставлял сухие комментарии. В итоге создавалось впечатление, что половину всего я сам выдумал, а какие-то нужные детали вовсе не видел.

Хиксли не скрывал раздражённости. Его вялые плечи, по-женски округлые и узкие, демонстративно выражали нетерпение и досаду. В руке он теребил вечное перо, которым ни разу не воспользовался. Протоколировал его помощник возраста примерно моего отца.

Когда я дошёл до криков из леса, Адам вновь меня перебил:

– Когда мы услышали первый крик, я подумал, что в лесу кто-то кого-то зовёт. Но потом стало ясно, что человек кричит от испуга и отчаяния.

– Серьёзно? – вопросил суперинтендант, вздёрнув лохматые брови.

Адам кивнул.

– Мне кажется, что это важно, сэр.

– Вам кажется! – Хиксли насмешливо посмотрел на Адама, достал сигареты, чиркнул спичкой и закурил. – Что ещё вам кажется, мистер… э… Карлсен?

– Что крест очень тяжёлый. Даже двоим нести было бы тяжело. Но нёс его один человек, – ответил Адам.

– Серьёзно?

– Да, там на склоне следы одного человека, и глубокие. И в некоторых местах он опирал крест на землю, чтобы передохнуть. Затем тащил дальше.

Хиксли выдувал дым через ноздри, неприятно кривя тонкие серые губы в ухмылке.

– Стало быть, вы успели заметить следы?

– Да, сэр.

– Вы всегда так наблюдательны?

– Вам это кажется подозрительным? – прищурился Адам.

– Возможно, – помолчав, ответил Хиксли. – Что же, по вашему мнению, произошло?

Адам сидел ровно, с прямой спиной – здесь он никогда не давал себе потачки – и напористо сверлил глазами суперинтенданта, посмеивавшегося над ним.

– Ну, я уверен, вы и сами уже прокрутили в мыслях эти идеи, – сказал Адам. – Давайте следовать логике.

– Давайте.

– Исходя из того, что я уже говорил про крест, тот, кто нёс его, надрывался не по доброй воле. Тот, кто его заставил сделать это, и был убийцей.

Суперинтендант продолжал дымить, ухмылку его сменила презрительная гримаса.

– Далее Тео оглушили и насильно привязали. Вы согласны, что убийца должен был оглушить Тео? Впрочем, экспертиза это покажет. Иначе привязать его было бы очень сложно. Он был довольно крепкий и спортивный юноша. Можете узнать это у нашего тренера мистера Гордена.

Хиксли смотрел на моего друга, не мигая.

– После этого в Тео выпустили стрелы, одну за другой. Крики, которые мы слышали, мог издать он. По ним можно определить время убийства. В церковном подвале, где мы с Максом их услышали, мы были где-то около десяти минут одиннадцатого. Это – одна версия.

Адам перевёл дух.

– Ого! У вас и другая версия есть? Поделитесь сейчас же, – с издёвкой произнёс Хиксли.

– По другой версии, кричал Диксон, лесник, когда наткнулся на распятого Тео. Диксон так и сказал, когда очнулся: увидел, закричал, попятился, наткнулся на труп собаки и упал, приложившись черепом о камень. Если верить Диксону, то в самом начале одиннадцатого Тео был уже мёртв и кричать не мог никак. Мистер Дарт может подтвердить, что Диксон ушёл искать собаку ровно в десять часов. В этом случае время смерти может определить лишь патологоанатом. Вот только меня смущает кое-что.

– Дарт? Почему Дарт?

– А потому, что мистер Дарт как раз в это время пил чай с лесником и его дочерью Агатой в доме у Диксонов.

– Та-ак. А смущает-то вас что?

Адам задумался, поправил очки на переносице. Наконец он изрёк тоном, достойным лорда главного судьи:

– Вся эта театральная постановка с образом святого Себастьяна в лице Тео была провёрнута очень быстро. В отличие от той, что ставим мы на сцене. Потому что Поттегрю, когда его спросили, где Тео, сказал, что тот сбежал с полчаса назад. Много странного…

Я заметил, как протоколирующий перестал водить карандашом в блокноте и с недовольством глянул на Адама.

– В общем, я думаю, Тео сам принёс этот крест на холм, – сказал Адам. – Слишком мало времени…

Суперинтендант раздавил окурок в хрустальной пепельнице и отодвинулся от стола, будто намереваясь встать.

– А затем и сам воткнул в себя дюжину стрел, – качал он головой, не скрывая ехидства. – Карлсен, Карлсен… Норвежец, говорите?

Адам молча кивнул, с выражением строгости на лице.

– Что-то фамилия ваша слишком уж норвежская. Гм… Карикатурная прямо, что ли. Может, у вас и на этот счёт объяснение есть?

Хиксли сипло рассмеялся, похоже, проверяя Адама на выдержку.

– Вы уж слишком умны для студента коммерческого вуза. С таким острым желанием выделиться вы вполне походите на баламута, способного совершить яркое преступление, а затем наблюдать, как несчастный суперинтендант-недоумок пытается его разгадать.

Мой друг ответил спокойно:

– Я представлял ваш кругозор более широким, сэр. Похоже, я сильно ошибался.

Суперинтендант переменился в лице, будто жука проглотил.

– Двадцать шесть лет назад в Норвегии не было фамилий, – продолжил Адам. – Каждый звался чьим-то сыном или дочерью. Мой отец, Эйрик, носил фамилию Карлсен, потому что был сыном Карла. Но в год, когда ваш археолог Ховард Картер открыл захоронение Тутанхамона из восемнадцатой династии Египта, наше правительство впервые задумалось над тем, чтобы люди могли иметь собственные фамилии. Мой отец решил взять фамилию в честь моего деда.

Адам поправил очки.

– Таким образом, сэр, вы не найдёте в моём