Признаться, Амалия льстила себя мыслью, что она за словом в карман не лезет, однако, вновь увидев в своей гостиной молодого сыщика, баронесса Корф на мгновение растерялась.

Ключевое слово в предыдущей фразе – именно «на мгновение», потому что в следующее Амалия уже оправилась и храбро ринулась в атаку.

– О! Гиацинт Христофорович! Значит, это вас прислали мне на подмогу?

Печальный Гиацинт поклонился, достал из кармана весьма объемистую записную книжку (само собой, такую же пепельно-серую, как и он сам), перелистал ее страницы и, пристально глядя на собеседницу, сообщил:

– Дмитрий Иванович сказал неправду. Он не был вчера в ресторане Мишеля, я спрашивал. – Леденцов выдержал крохотную паузу. – Получается, домой к вам доставить вашего дядюшку он тоже не мог.

Тут Амалия почувствовала, что ей придется иметь дело с чрезвычайно упрямым, чрезвычайно въедливым и чертовски злопамятным человеком. Пока она еще не могла решить, хорошо ли это для дела, или плохо.

– Полагаю, Гиацинт Христофорович, мне придется дать кое-какие разъяснения, – дипломатично сказала она. – Так что давайте присядем и поговорим.

И Амалия, на сей раз ничего не утаивая, пересказала Леденцову все, что уже знает благосклонный читатель.

– Прошу меня простить, сударыня, – очень учтиво промолвил Гиацинт, – но после всего, что вам стало известно, вы все равно его выгораживаете? Ведь ясно же, что никто не мог убить Ольгу Верейскую, кроме него.

– Этого мы пока не знаем.

– Простите?

– Мы вообще покамест ничего не знаем о жертве, кроме того, что о ней сообщил Дмитрий Иванович. Молодая, красивая, бывшая актриса, врагов не имела – все это, конечно, интересно, но звучит слишком обобщенно. Нужно будет тщательно изучить, что она собой представляла. Затем: таинственный звонок, который сообщил об убийстве. Я хочу знать о нем все, и прежде всего – кто именно звонил.

Гиацинт кивнул, и машинально Амалия отметила, что у ее собеседника очень умные глаза.

– Боюсь, что пока нам известно немного. Это не частный телефон, я имею в виду, не телефон, установленный в квартире.

– Вот как?

– Да. Звонили из ресторана «Армида». Там в зале висит настенный аппарат, хозяин провел телефон, чтобы повысить популярность заведения. – Гиацинт поколебался, но потом все же добавил: – Строго говоря, нельзя утверждать, что звонивший не назвал свое имя. Он сказал, как его зовут, но в зале было шумно, и…

– И он бросил трубку после того, как пробормотал первое попавшееся имя, – докончила Амалия.

– Этого нельзя утверждать наверняка, – тихо, но внушительно заметил молодой сыщик.

– А знаете, если бы не было этого звонка, я бы, может быть, и поверила в виновность Чигринского, – неожиданно проговорила баронесса Корф. – Что-то с этим делом неладно, ой как неладно. Зачем им понадобилось сразу, с ходу, обвинить его – именно его? Кому он мог так помешать?

– Им? – поднял брови Леденцов.

– Скажите, вы много расследовали дел об убийствах? – вопросом на вопрос ответила Амалия.

– Порядочно, – скромно потупился Гиацинт Христофорович.

– И часто бывало, что вам доносили об убийстве и называли имя убийцы еще тогда, когда даже тело не было обнаружено?

– Случалось, – спокойно ответил Леденцов. – Однажды, прощу прощения, два вора не поделили добычу… сожительница одного видела, как ее любовника убили, и тотчас же побежала сдавать убийцу. Был еще один случай, но я даже не знаю, удобно ли его вам рассказывать…

– Нет, – покачала головой Амалия. – Здесь что-то другое, но что? – Она поднялась с места. – Впрочем, не будем больше терять времени. Дмитрий Иванович сказал, что вчера, унося Ольгу Николаевну, он запер квартиру. Значит, ключи до сих пор у него. Я заберу их, и мы отправимся в Фонарный переулок.

Гиацинт Христофорович не возражал, а если бы он и попытался возражать, он почему-то был уверен, что Амалия все равно не стала бы его слушаться. Однако, едва баронесса Корф вышла за дверь, выражение лица молодого человека изменилось. Теперь оно казалось уже не печальным, а упрямым, и даже светло-серые глаза потемнели.

Леденцову представлялось, что ему попалась представительница несовместимой с сыскным делом породы дам, имеющих слишком большую власть, которые горазды во все вмешиваться и всем мешать. И он предвидел большие трудности, потому что в глубине души не сомневался, что именно Дмитрий Чигринский, этот двуличный композитор, убил в порыве гнева свою любовницу и теперь готов идти на что угодно, лишь бы его не разоблачили. Однако Гиацинт Христофорович твердо решил, что ничего у Чигринского не выйдет. Преступление есть преступление, и тот, кто его совершил, должен отвечать по закону, а композитор он, банкир или простой обыватель, простите, не имеет никакого значения.

– Господин Леденцов!

Спохватившись, он поднял голову и увидел прямо напротив себя смеющиеся глаза Амалии. Баронесса Корф только что вернулась, но как же она преобразилась! Куда-то исчезла уверенная в себе, властная и элегантная светская дама, а ее место заняла скромно одетая серая мышка – настолько незаметная, что Гиацинт даже не обратил на нее внимания, когда она вошла в комнату.

– О! – только и мог вымолвить сыщик.

– Идемте, – сказала Амалия. – Мою карету мы брать не будем, чтобы не привлекать внимания. Сядем в обычный экипаж.

– Как себя чувствует Дмитрий Иванович? – не удержался Леденцов, когда они спускались по лестнице.

Амалия как-то неопределенно повела плечами.

– Как чувствует? Гм… Думаю, он очень хотел бы забыть то, что случилось, но получается у него плохо.

Гиацинт насупился и подумал, что Амалия непростительно добра, а такие, как Дмитрий Иванович, без зазрения совести этим пользуются.

– Могу ли я спросить, сударыня, что вы намерены предпринять, если вина господина Чигринского будет положительно доказана? – кротко осведомился он.

– Полагаю, что в таком случае я просто предоставлю господина Чигринского его участи, – в тон ему ответила Амалия.

Они доехали до Фонарного переулка, и баронесса Корф расплатилась, невзирая на возражения своего спутника.

– А вот и дом Ниндорф, – сказала она.

Это было типичное строение в четыре этажа, чем-то неуловимо смахивающее на казармы, но Амалия знала, что снять жилье здесь стоило денег, и немалых. Отсюда рукой подать до Театральной, Исаакиевской и Мариинской площадей, да и Гороховая, где жил композитор, тоже не так уж далеко.

– Начнем со швейцара? – скорее утвердительно, чем вопросительно промолвил Леденцов.

– Разумеется, – кивнула Амалия. – Посмотрим, что он сумеет нам рассказать.

– Я имел с ним утром краткую беседу, когда проверял сведения об исчезновении Ольги Николаевны, – сказал молодой сыщик. – Само собой, я не упоминал причину моего появления, так что он до сих пор не знает, что произошло.