– Очень хорошо, – одобрила Амалия. – Пусть так будет и впредь.

– Но, сударыня, нам придется все же объяснять, почему мы предпринимаем расследование.

– Потому что с Ольгой Николаевной произошло несчастье. В крайнем случае можете добавить, что она подверглась нападению. Полагаю, такого объяснения вполне достаточно.

Заметив молодого сыщика, Тихон настороженно шагнул ему навстречу. На Амалию он поначалу даже не обратил внимания.

– До сих пор не возвращалась, – сообщил швейцар, явно имея в виду Ольгу Верейскую. – И господин Чигринский тоже не показывались.

– Скажите, а вы все время находитесь на своем посту? – спросила Амалия.

Тихона, казалось, обидел даже намек на предположение, что он мог куда-то отлучиться и пропустить возвращение жильцов.

– Я, сударыня, больше двадцати лет здесь служу, меня все знают, и чтобы я взял и куда-то ушел… да разве мне за такое платят? Если уж взялся делать дело, то надо делать его хорошо. Правильно я говорю?

– И вчера вечером вы никуда не отлучались? – подал голос сыщик.

– Никуда.

– Вы помните, как Ольга Николаевна вчера вела себя, когда уехала с господином Чигринским? – спросила Амалия.

– Как обычно, – отвечал Тихон. – Была оживленная, смеялась…

Леденцов поднял голову от записной книжки, в которую, верный своей привычке, заносил все показания свидетелей.

– Смеялась? – с нескрываемым удивлением переспросил он.

– Да. Дмитрий Иванович ее на руках нес. Он сказал, что проспорил ей пари.

Ну что прикажете делать с такими свидетелями? Объяснять, что Ольга Николаевна не могла ни смеяться, ни плакать, ни как-либо иначе вести себя по той простой причине, что уже была мертва? Амалия послала своему спутнику предостерегающий взгляд.

– Скажите, а как давно Ольга Николаевна живет здесь? – спросила она.

– Как давно? Дайте-ка подумать… – Тихон насупил брови. – Год и четыре месяца.

– Плату за нее вносил Дмитрий Иванович? – как бы между прочим поинтересовался Гиацинт.

– Э… гм… точно так, сударь.

– И часто он навещал ее?

У Тихона в голове мелькнуло, что спутницы полицейских сыщиков задают вопросы, ответ на которые очевиден с самого начала. Само собой, что Дмитрий Иванович поселил тут свою знакомую вовсе не для того, чтобы вскоре забыть о ее существовании…

– Как когда, сударыня. Иногда он каждый день к ней заезжал. Иногда в неделю показывался два-три раза. Но бывал он тут часто, что есть – то есть.

– Ее это устраивало?

– Простите, сударыня?

– Дмитрий Иванович холост, и ему вроде бы ничто не мешало поселить Ольгу Николаевну у себя дома. Она не жаловалась, что он пренебрегает ею, что он нарочно отдаляет ее?

– Мне ни о чем таком не известно. По-моему, Ольгу Николаевну все устраивало. Дмитрий Иванович всегда был очень щедр, – счел необходимым добавить Тихон.

– А кроме Дмитрия Ивановича, кто у нее бывал? – спросил Леденцов.

– У Ольги Николаевны? – искренне удивился Тихон.

– Неужели ее никто больше не навещал? Ни подруги, ни… знакомые?

– У нее не было подруг, а что до знакомых мужского пола, я думаю, Дмитрию Ивановичу не понравилось бы, если бы она их принимала, – с достоинством ответил швейцар.

– И что, к ней никто не ходил? – спросила Амалия.

– Да в общем-то никто, сударыня. Она очень тихо жила. Приезжала, конечно, портниха для примерок, из шляпного магазина шляпки ей привозили… но вас же не это интересует, верно?

– И что, она целыми днями сидела в четырех стенах? – недоверчиво осведомился Леденцов.

– Почему целыми днями? Она выезжала на прогулки, любила по магазинам ходить, в театрах бывала опять же. Нет, никто ее ни в чем не стеснял.

– Скажите, а до вас не доходили слухи, чтобы Ольге Николаевне кто-нибудь угрожал? Или что она с кем-нибудь поссорилась, к примеру?

– Сударь, – заворчал старый швейцар, – у нас не такой дом, чтобы кто-то да что-то такое… Ольга Николаевна всегда со всеми вежливая была, никого не обижала, и ее никто не обижал. Она всем нравилась…

– Вы помните, кто вчера приходил к госпоже Верейской? – спросила Амалия.

– Дмитрий Иванович.

– А кроме него?

– Больше никого, сударыня.

– Вы уверены? Подумайте хорошенько, это может быть очень важно.

Тихон задумался.

– Была еще горничная Соня, – сказал он наконец. – Позавчера Ольга Николаевна ее уволила и сказала, что позже расплатится. Но Соня в квартиру не входила, ее Ольга Николаевна не пустила.

– А за что Ольга Николаевна ее уволила? – поинтересовался Гиацинт.

– Это вы уж у Сони спросите, – степенно отвечал швейцар. – Софья Андреевна Харитонова ее полное имя, а живет с семьей на Дерптской улице, в доме Бочаровой.

– Это за Фонтанкой, что ли? – спросил Леденцов.

– Да, сударь.

– Скажите, а к доктору Матвееву вчера приходило много народу? – спросила Амалия. Тихон покосился на странную собеседницу с легкой иронией.

– Игнатий Сергеевич хороший врач, – сказал он. – Конечно, к нему многие ходят. И генералы, бывает, приходят.

– Вы всех его пациентов знаете? – подал голос Леденцов.

– Всех никак невозможно, сударь. Но кто ходит уже давно, тех, разумеется, знаю.

– Вчера вечером, часов около пяти, поднимались к нему какие-нибудь новые посетители?

Тихон задумался.

– Вечером… вечером… Была барыня с дочкой, я так понял, дочку ему показать хотела. Потом генерал Челищев, суровый такой…

– Генералу уже под восемьдесят, – заметила Амалия. – А еще кто-нибудь заходил? Какой-нибудь, знаете ли, мужчина, не старый, крепкого сложения…

Но Тихон только головой покачал.

– Воля ваша, сударыня, не припомню. Думается мне, что вчера к доктору не заходил тот, кто вам нужен.

– Скажите, а мог ли кто-то зайти с черного хода так, чтобы вы не заметили? – спросил Леденцов.

– Не думаю.

– Почему?

– Потому что там петли плохо смазаны, и я слышу, когда кто-то входит. И не только слышу, я же за порядком слежу и смотрю, кто идет.

– Кто пользовался черным ходом вчера вечером?

– Да все свои. Горничная полковника, который тут живет, потом к кухарке доктора приехала внучка из деревни, она с черного хода зашла. А господа через этот ход не ходят никогда, им это ни к чему.

– Если вы все же что-то вспомните, обязательно скажите нам, – заметила Амалия. – Мы пока поднимемся в квартиру Ольги Николаевны.