Поначалу самим японцам казалось, что со столь могущественным конкурентом можно только договариваться, о военном столкновении нечего и думать. Однако настроение правящих кругов менялось под воздействием, с одной стороны, всё новых и новых российских афронтов, больно ранивших национальное самолюбие, и с другой – под влиянием крепнущей уверенности в собственных силах.

В 1894–1895 годах компактная, маневренная японская армия без труда разгромила шестисоттысячную китайскую. В 1900 году, сражаясь бок о бок с европейцами против китайских повстанцев, японцы увидели, что ничем не уступают вооруженным силам великих держав.

Воевать с Россией в Токио всё еще опасались, но стали вести себя уверенней. В 1901 году самый влиятельный и авторитетный член правительства маркиз Хиробуми Ито прибыл в Петербург с намерением договориться о разделе сфер влияния. «Забирайте себе Маньчжурию, а нам отдайте Корею», – такова была суть предложения, совершенно имперского, поскольку делили чужое, но, с японской точки зрения, очень честного. (Ито считался политическим деятелем умеренного толка и к тому же русофилом.)

К этому времени российско-японская борьба за Корейский полуостров находилась в подвешенном состоянии.

Предложение маркиза Ито царя не устроило. В это время уже был запущен безобразовский проект ползучего завоевания Кореи – только что учредили «Русское лесопромышленное товарищество». Маньчжурию же и так считали по факту уже российской.

На случай отказа у японцев был альтернативный план. Два месяца спустя они заключили союзный договор с Англией. Речь шла о взаимном «признании интересов» в Китае, а Корея отныне считалась японской зоной «особого интереса», то есть отдавалась ей на съедение. Это был настоящий оборонительный альянс с пунктом о гарантии военной помощи, если некая третья держава попробует составить коалицию против одной из сторон. В переводе с дипломатического языка это гарантировало, что ни Франция, ни Германия помочь России в конфликте не смогут. Не менее важное значение имели договоренности о закупке в Англии современных боевых кораблей для японского флота.

Потом Петербургу было сделано еще одно предложение о «размене» Кореи на Маньчжурию, но и оно осталось без последствий. Войны с «макаками» Николай II не боялся.

При тогдашнем европейском комплексе расового превосходства сама идея о том, что «желтая» страна нападет на «белую», да еще такую великую, казалась абсурдом.

Силы выглядели слишком неравными.

Российский ВВП был втрое больше японского, население – тоже. Царская армия мирного времени насчитывала 900 тысяч штыков и сабель, а японцы могли позволить себе содержать только 150 тысяч солдат. К тому же в Петербурге были уверены, что воины микадо способны побеждать только китайцев, а перед настоящей армией не устоят.

Завышенное представление о собственных силах и заниженное представление о возможностях противника создавали у петербургских стратегов ощущение, что времени на подготовку вполне достаточно. Военное присутствие на Дальнем Востоке наращивалось, но без особенной спешки. Думали, что грядущий конфликт будет чем-то вроде недавнего китайского похода, в худшем случае – бурской войны.

Так японско-русское противостояние изображали карикатуристы

А между тем военное превосходство России было мнимым.

На одной из карикатур Россию и Японию очень верно изобразили как сонного медведя, повернутого спиной к тигру, изготовившемуся к прыжку. Дальний Восток действительно был «спиной» российской империи. Там у России имелось не более 100 тысяч солдат, разбросанных на обширном пространстве от Владивостока до Ляодуна: 20 тысяч защищали Порт-Артур, еще столько же стояли гарнизонами в Маньчжурии; остальные находились далеко, в Уссурийском крае. Транспортировка подкреплений с запада по одноколейной, еще не вполне готовой Сибирской магистрали представляла собой огромную логистическую проблему.

Японцы же могли при мобилизации увеличить армию до полумиллионного состава и быстро переправить ее через Корейский пролив. В боевых качествах этих войск русским генералам скоро предстояло убедиться.

Еще хуже для России была ситуация на море. В целом российский флот был в несколько раз больше японского, но опять-таки в основном находился за тысячи километров от театра будущей войны. На Тихом океане соотношение было в пользу японцев, особенно по количеству быстроходных крейсеров и миноносцев.

Однако в Токио знали, что русские перебрасывают на Дальний Восток новые части, что готовятся к отправке корабли. Время работало на Россию и против Японии.

И тигр прыгнул.

В отечественной исторической литературе часто писали, что японцы напали неожиданно и коварно. Это не так. В те времена – в отличие от времен Пёрл-Харбора – империя Восходящего Солнца еще слишком заботилась о своем международном престиже и стремилась вести себя «по-европейски».

Двадцать четвертого января (6 февраля) 1904 года посол Курино известил российское министерство иностранных дел о разрыве отношений – в дипломатической практике это было прямым предупреждением о переходе конфликта в военную стадию, так что о неожиданности говорить не приходится. Международная конвенция о том, что началу военных действий должно предшествовать «предварительное и недвусмысленное предупреждение», будет принята только в 1907 году, на Гаагской конференции.

Япония нанесла удар через два дня после ноты своего посла.

Немаленькая и непобедоносная война

Ход военных действий будет подробнее описан во второй, «хронологической» части книги. Пока ограничусь общей фабулой.

Иначе чем избиением этот полуторагодовой позор назвать трудно. В российской истории прежде еще не случалось войн, состоявших из сплошных неудач. Даже в злосчастной Крымской эпопее все же было две победы – Синопское сражение и взятие крепости Карс. Кроме того, Россия противостояла коалиции ведущих держав, теперь же она не могла справиться с небольшой азиатской страной, которая европейцам казалась каким-то кукольным домиком.