Билл воображал себе «схему» (как назвал это Колодны), в которой его помощница будет заниматься с ним сексом ради углубленного понимания всего, что они узнавали путем наблюдения. Он настаивал на исполнении этого требования в самом начале их рабочих отношений, когда Джини была всего лишь хорошенькой секретаршей. Он прощупывал ее, пока не убедился, что она будет послушно исполнять его планы. Если бы Джини «уклонилась», считал Колодны, «ей нашли бы замену».

Билл наивно и ошибочно полагал, что его сластолюбие не выйдет за пределы лаборатории. Казалось, он забыл и о своих брачных обетах, данных Либби, и о романе Джини с судьей Ноем Вайнштейном. Никто никогда ничего не узнает, настаивал он, если они сохранят эту тайну между собой. «Не думаю, чтобы кому-то из них казалось, что это любовь, – говорил Колодны о начале их отношений. – Это был чистый секс».

Десятилетия спустя Джини была неприятно задета, узнав об этих воспоминаниях Колодны. Эта версия сильно отличалась от того варианта их истории, который она поведала своим детям и родителям (и в правдивости которой пыталась убедить саму себя). «Билл был мне не нужен, – настаивала она. – Я хотела получить работу».

Награда Вирджинии Джонсон за ее энтузиазм и покорность казалась весьма впечатляющей: исследовательский пост в самом престижном университете города, увлекательная интеллектуальная работа, намного превосходившая уровень ее образования, достаточное количество денег, чтобы самостоятельно воспитывать детей и не быть никому обязанной.

К 1960 году Джини стала соавтором Билла в медицинском исследовании «Женщина: анатомия сексуальной реакции», опубликованном в журнале, который издавала Медицинская ассоциация штата Миннесота. Это было большое достижение, поставившее ее на одну ступень с докторами Вашингтонского университета, которые имели честь разделять соавторство с доктором Мастерсом. Последовал целый ряд других медицинских публикаций, созданных в соавторстве, щедрые повышения жалованья и новые важные служебные обязанности. Этот успех породил слухи, предполагавшие, что речь идет о чем-то большем, чем эмпирическое наблюдение в лаборатории. Какой ученый был бы столь великодушен, столь прогрессивен, чтобы делиться своей честно заработанной славой с женщиной? Но эти подарки судьбы доставались Джини ценой, о которой она никогда не решалась упоминать.

Женщинам следующих поколений такое предложение могло бы показаться не только бесчестным, но и незаконным сексуальным домогательством, поводом для судебного иска. Но в конце 1950-х у только что нанятых на работу секретарш было не принято обвинять больничных врачей в сексуальной бестактности. Многие не отказывались полюбезничать с начальником за ужином. А если эти женщины не соглашались на продолжение после коктейлей, их дневная работа могла скоропостижно закончиться: либо они уходили сами, либо получали извещение об увольнении. Джини пришла в Вашингтонский университет, чтобы заново выстроить свою судьбу после двух неудачных браков, с двумя детьми на руках. Она хотела обрести новую жизнь и не могла себе позволить все бросить и гордо уйти.

Принужденная к покорности личными обстоятельствами и духом своей эпохи Джини не стала разыгрывать оскорбленную невинность, отказываясь от секса с Биллом. Она приняла его «заходы» без жалоб, хотя не испытывала к нему никакого интереса. К тому времени Джини обладала достаточным жизненным опытом, чтобы знать, что в жизни женщины секс принимает разные формы и виды. Фасад строгого профессионализма был еще одной маской, которую она надевала вполне добровольно. Она знала, что этой проблемой нельзя делиться ни с кем. «Я находилась в чрезвычайной ситуации, а эта работа была прибыльной, – вспоминала она. – Люди спрашивали, почему Билл нанял меня, и он говорил: «Потому что она знала, откуда берутся дети»».

Их сексуальная связь создавала многочисленные неловкие моменты для самой Джини и другой близкой женщины Билла – его жены Либби. Их жизнь все сильнее переплеталась. Джини Джонсон стала своим человеком в доме Мастерса. Либби порой брала на себя всех четверых детей, если Билл и Джини уезжали на медицинские конференции. «Мои дети оставались с Либ, когда мы начали ездить по стране, – вспоминала Джини. – Она очень хорошо к ним относилась».

Сорокапятилетняя Либби была старше Джини и не столь независима. Загородный быт Мастерсов в Лейдью с его кантри-клубами и зелеными садами, в которых играли дети, казался таким безмятежным, что ей не хотелось вносить в него разлад, тем более не имея явных доказательств неверности мужа. Ей нравилась Джини Джонсон, и она с самого начала старалась подружиться с ней. Джини не могла не ответить Либби привязанностью. Временами Либби откровенничала с ней как с другом, как женщина с женщиной. Она полагала, что Джини видела холодность ее мужа, его высокомерное поведение и, вероятно, знала куда больше о его занятиях в клинике, чем она сама.

После одного праздничного ужина в 1960 году две женщины ушли подальше от Билла и его матери Эстабрукс и от шумной игры, которую затеяли дети. В кухне Либби решилась на откровенный разговор.

– Я сделала верный выбор, не так ли? – спросила Либби. После пятнадцати лет совместной жизни она задумывалась, не совершила ли ошибки, выйдя замуж за Билла Мастерса. Джини неловко поерзала и пожала плечами.

– Господи, Либ, как я могу на это ответить! – воскликнула она.

Либби тут же сделала вид, что ни о чем не спрашивала, и вернулась к своим обязанностям хозяйки дома. У Джини не возникло ощущения, что Либби пыталась выманить у нее признание о незаконных отношениях с Биллом. Скорее, прямота взгляда Либби, ее искренность показывали, что она считала Джини своей доброй и доверенной подругой.

«Он никогда не был верным мужем, – вспоминала Джини, подчеркивая, что в том не было ее вины. – Мы были близки с Либ. Их дети звали меня «тетя Джини».

Однако это двуличие не устраивало Ноя Вайнштейна. Он постоянно встречался с Джини в 1959 году, посещая с ней вечеринки, на которые были приглашены и Мастерсы. Постепенно судья стал чувствовать какой-то подвох. Его политические друзья, обеспокоенные будущим Ноя в судебной системе, тоже выражали тревогу по поводу его романа с Джини и поэтому решили провести собственное расследование.

«Один из его приятелей позвонил мне и пожелал узнать, что̀ я знаю о Вирджинии Джонсон. Этот вопрос был задан в связи с ее отношениями с судьей Вайнштейном, – вспоминал Марвин Кэмел, коллега Билла, который мог засвидетельствовать только профессионализм Джини и ничего не знал о ее частной жизни. – Полагаю, их беспокоило, что она подрывает его репутацию. В то время ходили разговоры о том, что они [Джини и Ной] собираются пожениться».

Но свадьба Джини и судьи так и не состоялась. В 1960 году Ной познакомился с вдовой по имени Сильвия Лефковиц, с которой не возникало тех сложностей, какие были у них с Джини, включая вопрос религии, и женился на ней. Она была очень энергичной, финансово независимой – так что ей не нужно было работать – и идеальной женой для судьи. Когда ее годы спустя спросили о Вирджинии Джонсон, Сильвия проявила осмотрительность, которую юристы так ценят в супруге. «Да, я знала, что она входила в его круг, – сказала она. – Но это совершенно меня не касалось».