раньше здесь были вывески?.. Что ни вывеска, то знаменитый торговый дом!.. А теперь, пожалуйста, — «Взуття».

— Что такое «Взуття»? — спросила Мадлен.

Бабушка рассердилась:

— Не знаю этих слов!.. Спроси кого-нибудь из прохожих!..

Но Мадлен не решилась обратиться к чужим людям. Она запомнила тот удивленный взгляд, которым наградила их женщина у кондитерского магазина.

— Куда же мы теперь идем, бабушка? — спросила она.

— На Полицейскую улицу!

— А где она?

— Сейчас повернем налево!

— Мы уже поворачивали налево.

— Тогда мы просто гуляли! А сейчас мы идем прямо к моему дому!..

— Может быть, лучше спросишь?..

Видимо, бабушка и сама порядком устала, потому что на углу она остановилась и долго высматривала человека, к которому, по ее мнению, было бы прилично обратиться. Наконец ее выбор пал на пожилого мужчину в сером костюме, который вышел из магазина и нетерпеливо оглядывался, видимо, поджидал кого-то. Он выглядел человеком солидным, умеющим себя держать и, несомненно, интеллигентным.

— Не можете ли вы сказать, как пройти на Полицейскую улицу? — подошла к нему бабушка.

В течение нескольких мгновений пожилой мужчина внимательно изучал мадам Жубер, он оглядел ее с ног до головы, а потом чуть отстранился.

— Где Полицейская улица? — повторил он и вдруг оглушительно засмеялся. — Полицейская улица!.. Может быть, вам еще нужно в кафе Фанкони!..

— Я спрашиваю серьезно! — обиделась бабушка.

Мужчина темпераментно взмахнул рукой.

— А я разве не серьезно? Как можно на сорок шестом году Советской власти спрашивать Полицейскую улицу? Где, интересно, вы проспали все эти годы?!

Мадам Жубер оскорбленно замолчала. Такой грубости от этого приличного господина она не ожидала, ведь по его манере разговаривать было очевидно, что перед ней стоит один из старых одесситов.

— Мы из Парижа! — совсем некстати вступила в разговор Мадлен. — И не можем знать все ваши улицы!..

— Из Парижа?! — удивился человек. — Тогда мне ясно! Эмигранты!.. Приехали как туристы!..

— Я уехала из Одессы в двенадцатом году, — сказала мадам Жубер, — тогда, если вы помните, еще не было Советской власти.

— А я родилась в Париже! — вставила Мадлен.

— Так!.. Так!.. — уже более миролюбиво сказал мужчина. — А я думал, вы из бывших!.. Во время гитлеровской оккупации кое-кто из них сюда вернулся. Открыли торговлю, а потом, когда наши пришли, не знали, куда ноги девать!.. Так вам, значит, надо бывшую Полицейскую улицу?! Запомните — ни в одном советском городе вы теперь Полицейской улицы не найдете… У нас в Одессе она называется улицей Розы Люксембург!.. Направо, выйдете на улицу Ленина, снова повернете, а потом прямиком и дойдете!..

Даже не поблагодарив прохожего, мадам Жубер повернулась и быстро пошла дальше. Ее просто трясло от негодования. «Какой грубиян!.. Какой грубиян!» — повторяла она. Еле поспевая за бабушкой, Мадлен с трудом сдерживала улыбку. Что-то в этой сцене показалось ей очень смешным.

— Бабушка? Значит, у них нет полиции? — спросила она, когда они уже отошли довольно далеко.

Бабушка рассвирепела.

— Я прошу не задавать мне глупых вопросов!.. Откуда я знаю, что у них есть и чего у них нет?..

Они переходили улицу, не обратив внимания на красный свет. Просто поразительно, как это дисциплинированная мадам Жубер его не заметила. Видимо, сказалось ее душевное волнение.

Вдруг за их спиной раздался внушительный бас:

— Гражданка! Нарушаете!..

Мадлен схватила бабушку за руку и обернулась. Рядом, несомненно, стоял представитель власти: в синем кителе, с красными погонами.

— Вернитесь, гражданка!..

Мадам Жубер побледнела, ноги у нее подкосились. Если бы не Мадлен, она бы, наверное, упала. Больше всего в жизни она боялась нарушить закон. Услышав окрик, она панически метнулась назад. На тротуаре к ней подошел представитель власти.

— Инспектор милиции, — представился он. — Вы, гражданка, нарушили правила уличного движения!.. С вас штраф!.. Пятьдесят копеек!..

— Простите! — пролепетала бабушка. — Я не знала!..

— Не знаете, что нельзя бросаться на красный свет?.. Первый день ходите по улицам?!.

— Первый день! — сказала Мадлен.

Инспектор удивленно взглянул на нее.

— По тебе незаметно, что ты всю жизнь прожила в деревне!

— А мы приехали из Парижа!.. — Мадлен уже поняла, как надежно действует это сообщение.

— Из Парижа?! — Инспектор удивился и недоверчиво посмотрел на нее и на бабушку. — Отец в посольстве работает?..

— Нет, мы французы.

На загорелом лице инспектора возникло напряженное выражение. Он верил и не верил. Его, как представителя власти, вряд ли рискнут обманывать. Какие же это французы, если они так чисто говорят по-русски? И он приступил к выяснению истины самым быстрым и самым для него привычным путем:

— Предъявите документы! — произнес он.

Бабушка раскрыла сумку и быстро вытащила паспорт в черном переплете.

— Так, — проговорил инспектор, убедившись, что его не обманули. — Значит, вы действительно французы!.. Странно, что вас в Париже не научили ходить по улицам!.. — Он вернул паспорт и, козырнув, добавил: — Идите и больше не нарушайте… господа французы!..

Едва они отошли, к ним тотчас же подскочил Барро. Он был в веселом возбуждении, как охотник, которому после долгих блужданий наконец удалось подстрелить дичь.

— Чудесный снимок! — воскликнул он. — Я снял вас с трех позиций! Столкновение с властью!.. У полицейского чрезмерное чувство собственного достоинства!.. Это выглядит очень комично!..

Но мадам Жубер не разделила его восторга.

— Мне сейчас не до того, месье Барро!

Еще несколько минут хода, и они завернули за угол улицы Розы Люксембург.

— Вот моя улица. Моя родная улица!.. — тихо проговорила бабушка. Она ускорила шаг, казалось, могучий магнит со страшной силой притягивает ее к себе.

Пройдя несколько домов, она вдруг остановилась, устремив взгляд в другую сторону улицы. Вот он, дом со львами!.. Круглые часы под крышей. Стрелки когда-то замерли на половине шестого… В окнах искрится солнце. В тех окнах, которые не прикрыты высокими старыми тополями…

Мадлен тоже пристально вглядывалась в дом, где когда-то родилась ее бабушка. Его, видимо, совсем недавно покрасили. Ядовито-желтая краска местами уже облупилась.

— Здравствуй, мой дорогой!.. — прошептала бабушка.

Мадлен думала, что бабушка обращается к своему дому, но тут же поняла, что ее внимание привлек старый тополь с почерневшим стволом, прозрачной, словно облысевшей, кроной и мертвыми нижними ветвями.

Старая женщина встретилась со своей навсегда ушедшей юностью. А каменные львы на фасаде дома равнодушно отвернули от нее тупые морды, словно не желали знать, что к ним приехала их хозяйка.

Барро, который уже сделал несколько снимков, подошел поближе.

— Мадам Жубер, почему мы остановились? — спросил он.

Мадам Жубер только вздохнула.

— Бабушка родилась в этом доме! — сказала Мадлен.

— Великолепно!.. — Барро быстро вскинул аппарат. — Больше чувств, мадам Жубер!.. Плачьте!.. Прошу вас, плачьте!..

И, приложив аппарат к глазам, он приготовился снимать.

Мадам Жубер покорно вынула из сумочки