Измайлов варганил на кухне что-то, отдаленно напоминающее яичницу с салом.

Такое спокойствие. Нерушимое. Запредельное. Я никогда не рассматривала домик в деревне с этой точки зрения. Если и выбирались компанией за город, то это всегда было громко (и алкоголя столько, что убиться можно). А чтоб так… в тишине… наблюдать за тем, как кружатся снежинки.

— Завтракать будешь? — Стас высунул голову в окно.

Я поморщилась. Вот уж спасибо.

— Никогда больше не прикоснусь к пище твоего приготовления.

— Иванова, мясо было нормальное. Если здесь кто-то и испорченный, то только ты. А будешь возникать — никакого тебе кофе.

— Кофе? — услышав заветное слово, я вытянула шею и принюхалась. — У тебя есть кофе?

— Купил, но теперь хорошенько подумаю: заслужила ли ты.

— А если я буду себя очень хорошо вести?

С этими словами я подошла к Измайлову и заглянула ему в глаза со всей невинностью. Не забывая хлопать ресничками и мило улыбаться. Но мой неподкупный преподаватель только прыснул.

— Не, этот трюк со мной дважды не пройдет. Ну-ка, давай, определение изгиба. Помню, у тебя с ним были проблемы.

Я зависла, причем конкретно. Компьютер затормозил, шестеренки перестали крутиться. Определение изгиба сломало мой мозг. Всё, не видать мне кофе как собственных ушей.

Но потом перед глазами предстал озлобленный Коперник. Мне даже показалось, что я слышу, как он гундосит:

— Даша, мы зачем два часа потратили на изучение изгиба? Мы видео обучающие для кого смотрели? Ты издеваешься, что ли?

М-да, докатилась. У меня начались и слуховые, и зрительные галлюцинации одновременно.

— Изгиб — это способ деформации твердого тела, — с опаской начала я, осознав, что помню то занятие, — под влиянием действующих на него внешних сил, при котором изменяется кривизна какой-либо его геометрической оси.

Всё-таки Ванюша сотворил невозможное. Он заставил мою голову соображать.

Настала очередь Измайлова зависать, рассматривая меня как инопланетный объект. С восхищением и даже опаской.

— Тебе кто-то подсказывает в наушник? — Он осмотрел меня и ощупал. — Ты меня пугаешь, двоечница-взяточница.

— Может быть, я загорелась предметом и решила изучить его подробнее? — фыркнула, обогнув Стаса и отпив из его кружки.

М-м-м. Кофе. Напиток богов. Лучшее, что придумало человечество.

— Ради меня? — с ехидством.

— Ради того, чтобы утереть нос одному профессору, который считает, будто я сплю с ним за оценку. Как тебе вообще такое пришло в голову? Насколько, по-твоему, я отчаянная дура?

Измайлов развел руками.

— Не ты первая, кто пытался таким образом получить тройку.

— И что, с каждой пришлось переспать?

Он театрально обиделся, даже вздернул подбородок, изображая высшую степень негодования.

— За кого ты меня принимаешь?! — и добавил чуть тише: — Только с самыми красивыми.

Короче говоря, мы ещё немного поворчали друг на друга, но скорее из вредности.



— Ну и чем займемся? — Я потянулась вилкой к яичнице, смотрящей желтым глазом из тарелки Измайлова.

Чужое-то всегда вкуснее. Стас откинулся на спинку стула:

— Можем изучать сопромат.

— Нет, только не это! Я готова на всё, что угодно, главное — без формул и изгибов.

— На что угодно? — Во взгляде появилась та самая запретная темнота, которая выбивала у меня дыхание.

Я не успела сообщить, что всё-таки передумала, когда Стас перевесился через стол и коснулся моих губ указательным пальцем.

От одного только этого касания между ног стало влажно. Я всхлипнула, когда палец спустился по шее и, покружив по ключице, очертил полушарие груди, не стиснутой бюстгальтером. Этого было достаточно, чтобы соски предательски затвердели, и мне остро захотелось продолжения.

— Ты такая отзывчивая, — в его голосе появились пьяные нотки.

Не помню, как поднялась на ноги, как вжалась всем телом в Стаса и ощутила бедром всю твердость его желания. Недолгая заминка, и мы вновь на кровати, разгоряченные и тяжело дышащие. Снимаем друг с друга одежду, путаясь в пуговицах и застежках. Целуемся до исступления, и мои стоны всё громче, а поцелуи Измайлова всё горячее.

…Он уже не целует мою кожу губами, а прикусывает её и оттягивает, прислушиваясь к ощущениям. Его ладонь лежит на самом сокровенном моем месте, которое истекает соками. Пальцы водят вокруг дырочки, но словно в издевательство не пытаются войти внутрь.

Я еложу и бьюсь о ладонь, умоляя о добавке. Ещё. Пожалуйста. Обеими руками пытаюсь стянуть с него белье, но он только ухмыляется и не помогает. Ещё и специально отводит мои руки в сторону, заводит их за голову.

— Нетерпеливая… — удовлетворенно рычит Измайлов, и одним пальцем всё же вонзается в моё лоно.

Меня пронзает волной удовольствия, когда Стас нащупывает клитор и оглаживает его. Я шире развожу ноги. Скулю. Прошу. Задыхаюсь от желания.

К пальцу присоединяется второй. Губы ласкают мою грудь. Нет никакой возможности коснуться Стаса, а мне так хочется этого. Его член уже стоит колом, упираясь мне в бедро. Такой горячий.

Дикое желание ощутить его в себе сменяется почти физической болью, когда Стас прекращает исследовать меня пальцами. Кажется, с моих губ срывается стон огорчения.

— Ты будешь послушной девочкой? — смеется Измайлов мне на ухо.

— Д-да, — шепчу одуревшим голосом.

В такие моменты дурная Даша Иванова сменяется во мне кем-то другим. Голодным и ненасытным. Жадным до удовольствия. Развратным.

Мне хочется попробовать на вкус розовую головку, хочется вобрать в себя достоинство Измайлова. Но не могу. Нельзя.

Зато ему доступно моё тело. Всё. Целиком. Делай, что хочешь. И он делает. Сменяет темп, то убыстряясь, то замедляясь. То таранит меня пальцами, то медленно очерчивает складочки и теребит набухший клитор. Терзает грудь поцелуями-укусами, а затем поднимает своё лицо ко мне и ловит мои всхлипы губами.

Он нетороплив, и это распаляет лишь сильнее. Держит меня на пике, не позволяя сорваться.

Кажется, я скулю. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

И когда пальцы сменяются другой частью тела, той самой, о которой я мечтала, удержаться попросту невозможно. Это безумно. Пульсация нарастает с каждым движением. Легкий шлепок по попе, и толчок чуть сильнее, чем раньше.

Мириады звезд кружат перед глазами. Взрываются созвездия, распадаются на осколки. Дрожь удовольствия прокатывается по позвоночнику, и я откидываюсь на подушках, ощущая слабость каждой клеточкой тела…