Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мгновение он пытался бороться с этим видением, словно его можно было победить ударом кулака или ноги, но затем его неожиданно накрыло покрывало тишины. Покой и мир разлились по его телу, как кровь по ткани, насыщая каждое ее волокно.
Да, он умрет, но это будет не сегодня.
И именно тогда он решил отправиться на корабле к Краю Земли.
Потому что впереди еще была возможность тысячи приключений; количество же данных нам дней ограничено. И эти приключения ждали его. А почему бы и нет?
С этой мыслью капитан Рид улыбнулся, закрыл глаза и позволил воде нести себя.
Прищурившись, Сефия смотрела на открытую страницу. Пока она читала, огонь в костре угасал, а теперь и вовсе почти погас. Выпрямившись, она положила зеленое перо между страниц и закрыла книгу. В неверном свете догорающего костра ее серьезные глаза казались совсем темными.
– Что бы ты сделал, – спросила она, – если бы знал, как умрешь? Помчишься навстречу смерти, как капитан Рид, или станешь прятаться?
Стрелец потрогал шрам на шее и покачал головой.
– Я не закончила. Если это означает…
Сефия передернула плечами, рассматривая символ на обложке. На мгновение ей страстно захотелось уничтожить и обложку, и страницы под ней, как будто, убив книгу, она могла убить и свое желание понять ее предназначение. Но сделать этого она не могла.
– Этот знак был на твоем ящике, – сказала она.
История вылилась сама собой, и Сефия рассказала Стрельцу о том, о чем не говорила никому – о родителях, о доме на берегу моря, о книге и об исчезновении Нин. Слова изливались из нее как вода хлещет через створ дамбы, и, когда она закончила, то вынуждена была задержать дыхание, чтобы не нарушить воцарившейся тишины. Пальцы Стрельца касались неровных краев его шрама, и Сефии стало интересно – о чем он думает. Может быть, оценивает ее – достаточно ли она хороша?
За стенами пещеры ревел водопад, и звук этот особенно громко звучал в установившейся тишине. Наконец Стрелец поднял руку. На фоне звезд Сефия увидела комбинацию, которую он изображал пальцами. Соединив указательный и средний пальцы, он вторым покрыл первый.
Сефия вопросительно посмотрела на него. Стрелец никогда раньше не использовал этот жест. Но как только она осознала его значение, то с облегчением вздохнула.
Стрелец был с ней.
Не просто с ней в пещере; он был с ней во всем, что имело значение и смысл.
Обхватив колени руками и подняв плечи, Сефия вздохнула. Казалось, будто она плывет в этой тишине, в этом чувстве единения, под спокойным взглядом Стрельца, который не сводил с нее глаз.
* * *
После того как Сефия сумела прочитать и понять первое простое предложение, она вскоре уяснила, что не сможет выучить слова, если не научится их произносить. Она не вполне осознавала, что делает – в конце концов, она не знала даже слова «чтение». Но она догадывалась, что ей необходимо научиться писать. Она сама должна писать знаки – чтобы понять их, понять каждый их изгиб, понять, что они означают.
Начала Сефия с того, что принялась вновь и вновь писать одно и то же слово, повторяя вслух его звучание: Это. Это. Это. Это Это Это… Написанные ранее на пыли слова она стирала либо носком башмака, либо ладонью.
Поначалу буквы были неровными и неверными – слабая имитация тех стройных линий, которые она видела в книге. Она продолжала тренироваться, еще более настойчиво.
Потом Сефия принялась заостренной палочкой писать на мягкой стороне листьев: Это – книга. Это – книга. Это – книга. А когда она закончила, то бросила листья в огонь. Клубы дыма вырвались из-под яркой зелени, после чего листья почернели, свернулись и исчезли в пламени, а начертанные на них буквы, прежде чем превратиться в пепел, изломились и исчезли.
По мере совершенствования в искусстве письма Сефия перестала уничтожать написанное. Просто написать слово – этого было мало. Слова должны жить вечно, как слова в книге; их существование докажет, что существовала и она. Она принялась вырезать слова ножом на самых высоких ветках самых больших деревьев в самых дальних уголках леса: Это – книга.
Или на камнях их погасших костров: Это – книга.
И повторяла кончиком пальца на своей руке, а потом на своем округлом колене: Это – книга. Книга. Книга. Книга.
Но Сефия не знала, что есть люди, которые охотятся на нее, люди, которые знают про книгу и жаждут получить ее – с такой же страстью, с какой жаждет еды умирающий от голода. Эти люди были готовы на все, чтобы заполучить предмет своих желаний. И каждым написанным словом, каждой буквой, которую выводила ее неосторожная рука, Сефия оставляла след, карту, по которой эти люди могли отыскать книгу… и ее.
* * *
Череп как череп. Плоть сошла с него давным-давно, оставив молочно-белые кости, напоминающие куски прибитого к берегу плáвника. Складки голубого бархата, на которых он лежал, словно морские волны омывали и медленно разрушали его пустые глазницы, жуткую впадину носа и выдающиеся вперед зубы, застывшие в вечной ухмылке.
Лон смотрел на череп уже несколько часов. Он постарался усесться поудобнее на неудобном кресле с прямой спинкой и наклонился вперед – словно перемена позы могла помочь ему увидеть то, что он так и не смог увидеть в течение всего этого времени.
Он уставился в глубокие ямы, где когда-то были глаза. Как было бы хорошо, если бы они ему все рассказали сами!
Но это был просто череп, а черепа не разговаривают.
В отчаянии Лон откинулся в кресле и потер руки. За окнами Библиотеки черные тучи оседлали ледяные вершины, и свежий ветер бил в стекла оранжереи. Внутри же было тихо и спокойно: книги на полках аккуратно расставлены, а стены заливал теплый ровный свет электрических ламп. За одним из длинных изогнутых столов Эрастис склонился над рукописями, мозаикой разложенными перед ним. Одетыми в перчатки руками он так нежно касался страниц, словно они могли рассыпаться от его прикосновения.
Меловые доски стояли прислоненными к стене; на одной из них оставались задания прошлого урока. Доски закрывали запертую дверь подвала. Прошло уже больше года после его посвящения, но Лон так ни разу и не видел эту дверь открытой, хотя все еще мечтал попасть внутрь и прикоснуться к Книге. Ему уже мало было только в своем воображении представлять, как его пальцы касаются текстуры ее обложки, гладят сверкающие грани украшающих ее камней. Он страстно желал видеть ее, удостовериться в том, что она действительно существует, прочитать то, что в ней написано. Вновь и вновь он просил Главного библиотекаря показать ему Книгу, хотя бы на секунду, и всякий раз Эрастис отвечал отказом. Лон не был готов лицезреть это сокровище.
– А может, ее там и нет? – спросил он однажды. – Или Эдмон забрал ее себе и вообще никому не показывает?