Узнав, что меня всполошило, мама посоветовала: «А ты нарисуй чудовище и сразу перестанешь бояться». Недолго думая, я со всем тщанием изобразила свой кошмар. Но на следующую ночь сон повторился, и на следующую...

Когда родители догадались отвести меня к сноходцу, я уже боялась спать.

Мастеру сновидений, пану Ясю Дарецкому, достало одного взгляда на мои почеркушки, чтобы понять в чем дело. Сама того не ведая, я привязала чудовище из сна к нашему миру, и теперь оно отчаянно стремилось вырваться на волю, подпитываясь моим страхом. Ещё одна ночь, и ему бы это удалось, а я погибла бы, так и не проснувшись. Уничтожать рисунок было нельзя, тогда тварь стала бы бесконтрольной, и одни богини знают, чем бы все обернулось.

Я так и не узнала, что сделал пан Ясь, чтобы спасти меня. Сноходец лишь потрепал несмышленую малявку по голове и успокаивающе сказал: «Не бойся, малышка, я выгнал его из сада». А моим родителям посоветовал отправить меня в Школу Высших Искусств в Кипеллене. Кошмары мне больше не докучали.

Два года спустя, родители получили большой заказ в Кипеллене, а я поступила на факультет гравюры и пентаграммики. Как ни странно, но я столкнулась с паном Дарецким совершенно случайно спустя много лет, здесь, в Кипеллене. Изрядно постаревший мастер сновидений узнал меня, забредя в лавку Врочека за каким-то свитком. Спросил, не мучают ли кошмары, тепло заверил, что если вдруг что-то подобное случится, я всегда могу рассчитывать на его помощь. Сказал, что уже лет пять живет и практикует в Зодчеке. Даже карточку с адресом оставил.

Я резво подскочила и лихорадочно зашарила в верхних ящиках комода. Раз уж эта растреклятая книга связана со снами, значит сноходцу с ней и разбираться! Победно взмахнув зажатой в руке карточкой, я плюхнулась на кровать. За окном занимался холодный осенний рассвет.

Из личных записок Бальтазара Вилька, мага-припоя Ночной стражи

Прокуренный до горечи кабинет обнимал меня серыми крыльями одиночества, такого же холодного и мерзкого, как осенний рассвет, высветливший небо над заливом. Еще до полуночи, по приказу капитана мы лишились всех бумаг по делу, и Марека пришлось отправить на разведку. У него, в отличие от меня, был шанс выцарапать адрес Дарецкого у Люсинды. Но он не возвращался слишком долго, и я начал переживать, что моего помощника сцапал Брац или, что хуже, Рекар Пшкевич.

Решив дать ему ещё несколько минут, я уставился на карту Киппелена. Из имения Ночвицких бестия бежала на юго-восток. Должна была выскочить на набережную Чистинки, и оттуда у неё было две дороги. Либо на многолюдную, полную стражей улицу Четырех цепей, либо в Постромкин переулок. Меня передёрнуло. У музейного дома нашли вторую жертву. Как ни крути, а без пана Дарецкого нам не обойтись. Что-то старик знал. Что-то по-настоящему важное. Уж слишком он выбивался из числа прочих жертв.

Дверь распахнулась и грохнула о стену. В кабинет ввалился всклокоченный, но довольный Марек.

— Нашел! — закричал он, и я немедленно замахал руками.

— Громче поори! Чтоб не только этаж, а все управление услышало — капрал Бродски и магистр Вильк продолжают вести дело!

— Нашел! — в тон моему шипению пробормотал Марек, бесшумно закрыл дверь и на цыпочках пошел ко мне. — В вещах покойного карточка была, с адресом.

— Да не пищи ты, как холодный чайник на углях, — фыркнул я, — нормально говори. Что пообещал за сведения?

Карточка перекочевала ко мне, а помощник стушевался и опустил голову.

— Люсинду на свидание пригласил...

Я поперхнулся смехом, а из глаз брызнули слезы. Люсинда Бряк молодая очаровательная следовательница без семейных обязательств, души не чаявшая в сиреневых рюшах и рыжих парнях. С этим прицелом я отправлял на дело Марека. Думал, построит немного глазки, улыбнётся, но на серьёзные жертвы я, клянусь пресветлыми богинями, не рассчитывал. Люсинда — полутролль! Семь футов ростом и центнер весом. Хорошо хоть не зелёная. Хвоста я тоже не видел, но ведь она его может прятать. В каждой девушке должна быть загадка.

— Недооценил твою смелость!

— Я же для дела, — обиделся Марек, — я может маленьких люблю.

— Да будет тебе, — еле выдавил я. — Своя ноша не тянет...

— Вот и несите её сами, — огрызнулся помощник.

— Припою такое не под силу, — делано вздохнул я, и добавил, чтобы отвлечь его от тягостных дум. — С некоторых пор, для меня любовь под запретом.

Насупившийся Марек взглянул на меня с жалостью. Тогда я хлопнул ладонью по столу и сказал:

— Похохотали и будет. Что у нас там с адресом... — кусок тисненного пергамента пестрил витиеватыми каллиграфическими завитушками: «Пан Ясь Дарецкий, мастер сновидений. Устранение кошмаров и навязчивых снов разной степени сложности. Зодчек, Книжный квартал, улица Песочная». Вот так хоровод!

— Когда уходит ближайший баркас в Зодчек?

— Так эта... — помощник почесал голову, ещё больше взлохмачивая рыжие вихры. — В девять, кажись.

— Успеем! Возьми-ка нам два билета, — я кинул ему монету из кошеля Ендриха Ночвицкого, — и жди у причала.

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Странная вещь полуночное бдение. Никогда не знаешь, каким сюрпризом обернется. Лишь после того, как я бодро плюхнулась с зажатой в руке карточкой на кровать, вдруг осознала, что не хочу спать. Ну, вот нисколечки. Между прочим, уникальное состояние для такой засони, как я. В голове назойливо вертелась мысль, что мне надо в Зодчек, срочно! Главное придумать объяснение для Врочека. Не говорить же старику, что мне требуется консультация мастера сновидений из-за книги, которую я не должна уносить из лавки. Съесть меня пан Франц, конечно, не съест, но пожует изрядно.

Озадачено окинув взглядом нехитрое убранство своей комнаты, терявшееся под серым пологом вступавшего в свои права раннего утра, я остановилась на рабочем столе, где тускло поблескивал флакон чернил. Открытый! Ай-яй-яй, непорядок какой!

Если в меня что и вколотили за время обучения, так это то, что кисти нельзя оставлять в воде, а тушь и чернила — открытыми. Из первых вылезет ворс, а вторые