поёрзал на стуле, еще сильнее теребя трость, но сказал прямо, без обиняков:

— Хочу, чтобы тварь убили!

Лицо совсем закостенело, чем окончательно превратило его в хищную птицу.

— Так запретили мне этим делом заниматься, — мрачно заметил я.

— Знаю, — он кивнул, — а ежели частным порядком сызнова возьметесь? В частном порядке вам никто не запретит.

Я еле сдержал улыбку, и задумчиво погладил бороду.

— В деньгах не обижу, шляхетское слово! — неверно истолковав моё молчание, бросил Ендрих.

Сами пресветлые богини послали мне Ночвицкого. Теперь ни капитан, ни проклятый Пшкевич не смогут возразить против моего расследования. Клиент нанял меня по своему собственному желанию, за свои кровные расты. Исполнять частные сыски мне уже приходилось. Поиски трактата длились шесть лет и оказались головокружительно дороги, поэтому я брался за несколько заказов, чтобы пополнить свои запасы. Да и довольствие в Ночной страже не слишком велико.

— По рукам, почтеннейший, мне и самому страсть как хочется, чтобы бестия получила по заслугам.

Ендрих выложил на стол туго набитый кожаный кошель.

— Сто левков на расходы, — пояснил он, — а как закончите, сами цену назовете. Все уплачу честь по чести.

— Договорились, — я придвинул кошель к себе, — пан Ночвицкий, как ваш сын сможет говорить, пришлите мне весточку.

— Несомненно, пан чародей, несомненно.

Ендрих разогнулся и, цокая тростью по полу, вышел за дверь, а я подозвал Марека.

— Бери список жертв и читай вслух! — потребовал я, вручая ему исписанные листки протоколов.

Раскурил трубку и задумчиво закрыл глаза. Я что-то упускаю. Если за тварью кто-то стоит, а за ней кто-то стоит, между несчастными щеголями должно быть что-то общее.

Мой помощник взял бумаги и забубнил:

— Казимир Винек, капрал Ночной стражи, двадцати двух лет от роду, не женат…

С Казиком-то всё ясно, он занял своё место случайно. Вместо него тварь могла разделаться со мной или Мареком. Она будто хотела вывести нас из игры. Чтобы не путались под ногами и не мешали планам её хозяина.

— Любомир Дражко, ювелир двадцати девяти лет от роду, не женат. Родные голосят, что трех дней до тридцати не дожил…

Моё первое знакомство с делом. Щеголь в шикарном камзоле.

— Игнаци Лунек, лекарь, на днях двадцать семь исполнилось, не женат…

Вот лекарю не поздоровилось, бывает и такое в наше время.

— Збигнев Смашко, помощник адвоката, двадцати четрех лет от роду, не женат… До двадцати пяти двух дней не дотянул…

Все молодые, холостые, богатые. Вполне возможно, что оставили свои семьи без наследников. И что удивтельно, самую малость не дожили до очередного дня рождения. Может и не зря Казик на маньяка грешил? Хотя… Нет, не сходится, Ничек и Дарецкий совершенно в иную пору родились, а…

— …Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду, не женат… — продолжал тем временем бубнить Марек

Не женат околдовано повторил я про себя.

— Юзеф Ничек, художник двадцать три года, не женат...

— Стой, — вскинулся я, чуть не выронив трубку, — а ну ещё раз!

— Юзеф Ничек, ху...

— Нет, перед ним.

— Ясь Дарецкий, мастер сновидений, шестидесяти трех лет от роду...

— Вот! — довольно сообщил я. — Что с ним не так?

— Остальным в деды годится, — шмыгнул носом Марек.

— То-то и оно! Наша смешливица предпочитает молодых, а Дарецкий обед просроченный. Значит, то ли ненароком подвернулся, то ли был особо ненавистен её хозяину. Где его нашли?

— Так вестимо где, — буркнул помощник, — как остальных — на улице…

— Без отсебятины! — строго прервал я. — Читай давай!

Марек уткнулся в протоколы, и снова забубнил:

— Тело Дарецкого было обнаружено в Постромкином переулке на ступенях черного хода музейного дома. Тело лежало головой на тротуаре, ногами в распахнутом дверном проёме. Служители музея клялись, что этого пана никогда не видали.

— Достаточно, — я вздохнул. — Так откуда же к нам пожаловал мастер сновидений?

— Не киппеленский он, пан Вильк.

— Откуда же его принесло?

Из рассказа Аланы де Керси,

младшего книгопродавца книжной лавки «У Моста»

Я спала и видела сон. Передо мной стояла только что законченная гравюра. Круглая зала с семью дверями, из которых видно только четыре. Только откуда я знала, что тяжелых дубовых дверей, окованных узорными решетками, семь?

Посреди залы неподвижным истуканом застыл мужчина в балахоне и, воздев руки над головой, запечатывал заклятьем один из семи проходов.

Я наклонилась над рисунком, и вдруг, будто свесившись через подоконник на улицу, провалилась внутрь.

Человек в гравюре резко обернулся, и мы сцепились долгими взглядами.

— Не ходи в сад! — наконец хрипло выкрикнул он. — Не ходи! — резкий взмах нарисованной руки вышвырнул меня вон.

Книга, прошелестев страницами, захлопнулась, и я проснулась, пребольно приложившись затылком о дощатый пол.

Первые несколько секунд ваша покорная слуга бездумно созерцала свои задранные ноги в толстых красных носках, лишь потом, сообразив, что во сне рухнула на пол вместе со стулом, резко отшатнувшись назад. А уснула на книжном развороте, который делала. В голове гудело, нещадно саднила разбитая накануне бровь. Пошатываясь, я поднялась и тупо уставилась на гравюру, уверенная, что человек был изображен со спины. Сейчас же он стоял вполоборота ко мне, вскинув левую руку, будто кого-то толкая. Хотя, почему кого-то? Я потерла ушибленный затылок, неожиданно замерев от ужаса.

— Богини милосердные и дети их, и внуки! Я тебя знаю! — простонала ваша покорная слуга, впиваясь в волосы и безнадежно застревая злополучным кольцом в спутанных кудряшках.

Со страницы на меня сердито смотрел мастер сновидений Ясь Дарецкий.

…Всем людям снятся кошмары или навязчивые сны. И если, после пары испорченных сновидением ночей, оно не проходит, несчастные идут к сноходцам — мастерам сновидений. Когда это случилось, мне было восемь. Родители мои, витражных дел мастера, тогда осели в Борице — небольшом городишке на границе земель Растии и Фарниции. Там-то меня и настиг кошмар: какое-то лохматое, рогатое и зубастое чудовище гонялось за мной во сне, норовя съесть, а забавный коротконогий пушистик, вереща, крутился под ногами, пытаясь помешать. Ему не повезло. Чудовище сожрало пушистика прямо у меня на глазах. И