однако теперь молодому человеку казалось, что на самом деле только он и тронулся умом. Во что он ввязался?

Его определили на чердак четырёхэтажной башни — в комнату «новичка», которую он должен был делить со второй пришелицей — Таолили.

Девушка знатно приложилась головой, и до сих пор находилась без сознания, но скорее от тех напитков и притирок, которыми её почивал Алхимик. Она развалилась на хлипкой, одноместной койке, возле которой на полу сидел Алхимик, бормочущий себе под нос какие-то выдержки из религиозных трактатов, словно они смогут помочь несчастной. Разумеется, Лили им не внимала, она продолжала неразборчиво шептать:

— Демоны… демоны… нет, спасите меня, милостивые боги. Защитите меня… о, небеса… и священные воды… Демоны! А!

Поморщив нос, Касарбин спустился вниз. Он быстро ориентировался в пространстве и легко нашёл Гвальда — мастер стоял возле ограждения длинной деревянной веранды, что соединяла три смежные комнаты со стороны сада. Одна из комнат, крайняя с юга, принадлежала Алхимику, где тот основательно угнездился и обустроил собственную лабораторию, ровно, как и спальное место. В эту комнату никто не желал заходить, кроме хозяина, ибо запах там стелился резкий и весьма «впечатляющий». В средних опочивальнях жил молчаливый Учёный, и, вроде как, у него в распоряжении имелось множество диковинных свитков и редких пергаментов. А северные «палаты» были во власти Гвальда. Момо и Ватрушка вдвоём теснились на третьем этаже башни, на втором располагался общий кабинет, а первый этаж, как ни странно, отводился Главе.

На веранду можно было проникнуть как через одну из трёх комнат, так и через общий коридор, который проходил через весь дом и затем уводил в башню и отделял главную залу и кухню от индивидуальных спален с помощью каменной стены. Стена эта соединялась с печью, что зимой постоянно топилась и обогревала всё помещение, но до зимы ещё было далеко.

Медленно приблизившись к Гвальду, Бел-Атар принял точно такую же позу и уставился на мрачный горизонт.

— Желаешь что-то сказать? Что-то спросить? — первым не выдержал мастер.

— Даже не знаю… наверное, не буду докучать тебе нравоучениями, как и не примусь выпытывать, каким же образом ты намереваешься провернуть столь сложный и рискованный план в подобной… кхм… «компании». В конце концов, с вами бессмертная эльфийка, которой явно не чужда магия.

Гвальд улыбнулся и придирчиво взглянул на старинного приятеля.

— Говорил, что не будешь. А сам по полной отчитал!

— Как настоящее имя этого мальца? — Касарбин резко сменил тему.

— Момо-то? Спроси у него сам. Авось, он тебе расскажет. И не бойся его, парнишка полностью безобиден.

После затяжной паузы Гвальд порыскал по нагрудным карманам и извлёк фляжку.

— На, выпей. И отправляйся спать, завтра рано подниматься.

Молодой человек пригубил какой-то крепкой браги и хотел было направиться назад в башню, но внезапно Гвальд опять заговорил:

— Если ты передумал, то я не буду настаивать. И не возьмусь задерживать тебя.

— Не передумал. Ведь… мне нечего терять. Я уже обещал.

Бел-Атар двинулся прочь размашистыми шагами, но на самом тёмном участке натолкнулся на Главу. Её упругая, фарфоровая кожа сияла даже ночью, особенно ярко выделяя неестественные, блестящие бордово-алые глаза, что походили на два красных солнца, которые тонули в мареве кровавого заката на фоне пустыни из снега и льда. Мираж её холодной родины никогда не покидал её лица.

— А… — гость растерялся, но потом быстро собрался и поприветствовал женщину так, как было принято у него в королевстве. — Эмин-Тар.

— Зови меня «Глава», — приказным тоном провозгласила эльфийка.

Касарбин немного склонил голову в знак почтения и отправился спать.

Дождавшись, пока человек скроется из виду, Глава подошла к Гвальду. Сейчас на ней значилась её повседневная одежда: неприметные штаны и простой серый камзол, что скрывал как можно больше кожи, а посередине её переносицы светились две смачные красные точки.

— Жаркая выдалась ночка, а лето ещё не началось, — заявил мастер, скрещивая руки на груди и посматривая на сподвижницу испытующим взором.

— Этот человек выглядит жалким, — бесцеремонно отрезала эльфийка. — Ты уверен, что он справится?

— Подумай лучше над тем, как в его глазах выглядим мы.

— Ну, мы-то всех разыгрываем, так что…

— Разыграть всех не выйдет даже у тебя, — издевательски подметил Гвальд, поднимая одну бровь вверх и наклоняясь ближе к Главе.

Да, она была эльфийкой — созданием возвышенным, бессмертным и просветлённым, но даже эта долговязая женщина не смогла бы сравняться с Гвальдом ростом.

— Бел-Атар многое знает. Между прочим, он безошибочно назвал твоё происхождение с первого раза — этлиары. Кто ещё разбирается в подобном?

— А девчонка?! — сквозь зубы, очень раздражённо, вышептала морозная эльфийка. — Зачем ты приволок к нам в дом её? Она будет восьмой, а восемь — скверное число!

— Но её зовут Лилия! Лилия — славный цветок, это доброе знамение. Девочка — это дар божеств для нас. У неё совершенная память, она влёт запомнит священные письмена.

— Уверен? Разбуди её завтра с утра пораньше, да испытай. Сделает хоть одну ошибку, тогда гони её прочь. О, отец небесный, да она не умеет даже читать простые буквы, куда ей до иероглифов!

— Но она быстро научится! Разве ты не видишь, как нам повезло? Лили гораздо лучше впишется в роль Владычицы янтаря. Она хотя бы женщина, в отличие от Момо! — Гвальд начал кипятиться, из-за чего бурно взмахивал руками перед лицом Главы.

На веранде разгорались ожесточённые бои между двумя предводителями Белой Семёрки.

— Момо — актёр! — прошипела эльфийка, сжимая кулаки. — Он справится с любой задачей! А девчонку мы не знаем!

— Он — незрелый! Ты взвалила на его плечи неподъёмный груз и требуешь чрезмерно многого!

— А ты — ничего! Только балуешь его!

— Известно, почему… судьба была к нему сурова. Ладно, давай заканчивать это. Обсудим всё завтра в городе, на медном холме. Ребята не должны слышать, как мы пререкаемся в столь ответственный момент. Это вредит боевому духу.

— Хватит относиться к ним, как к рядовым в своём полку.

И Глава, и её правая рука замолкли. У них над головами промелькнули сипуха, филин и сова, взмывшие вверх с башни. Две птицы устремились в черту города, а одна — на северо-запад, возможно, к Янтарному дворцу. По блестящим и чёрным небесам бесшумно скользили летуны в светлом оперении, и Гвальд замечтался.

— Судьба и тебя не обделила испытаниями и бедами. Но ты такой участливый, — вдруг тихо изрекла Глава, — вечно всех жалеешь. А кто пожалеет тебя?

— Может, ты? — не без дерзости предложил мастер.

— Спокойной ночи, Гвальд, — равнодушно и спокойно ответила женщина, скрываясь в недрах дома.

Когда наследный принц