взять японскую батарею? А такая вот рота при должном планировании и поддержке может обойтись почти без потерь…

— Интересно! — глаза Субботина засверкали.

Тем временем едущие к Куропаткину части 2-го Сибирского начали заворачивать в сторону, а на землю перед главнокомандующим одно за другим полетели захваченные японские знамена.

— В левой руке держали, прямо за лошадью, чтобы мы до последнего не заметили, — выдохнул Субботин.

Поручик Огинский, который до этого пытался держаться холодно и отстраненно, тоже не удержался и подался вперед. Красно-белые знамена полков и даже дивизий падали на землю одно за другим. Шесть… С одной стороны, их оказалось не так и много, с другой, подобный триумф в духе старого Рима был гораздо серьезнее, чем все, что случалось раньше на этой войне. Репортеры, русские и иностранные, довольно щелкали затворами, фиксируя исторический момент.

— Ваше высокопревосходительство, — сквозь повисшую тишину и вспышки фотокамер проехал полковник Макаров и спрыгнул на землю прямо перед Куропаткиным.

А ведь он фактически не оставил тому выбора… Неожиданная мысль показалась поручику Огинскому очень интересной. Главнокомандующий тоже спешился и по-отечески крепко обнял полковника.

— Спасибо, что показали японцам силу русского оружия!

— Служу России, — немного не по уставу ответил Макаров, а потом неожиданно добавил. — Кстати, есть новости о моих людях. Сотник Врангель должен был найти генерала Самсонова, и мы видели части Уссурийской бригады по дороге, а вот Петра Николаевича — нет. И мой санитарный поезд. Скажу честно, мы ждали его возвращения еще неделю назад.

Поручик Огинский хорошо знал Куропаткина и сразу понял, насколько тот в бешенстве. Тем не менее, заданный при всех вопрос требовал ответа.

— Сотник Врангель был арестован за попытку ударить генерала Самсонова.

— Надеюсь, не просто так?

— Он требовал от генерала атаковать японцев, но тот не посчитал это возможным. Неуважение к старшим по званию не должно оставаться без ответа.

— Но мы же знаем, что атака со стороны Самсонова была вполне возможна. Мы ждали, мы бы поддержали…

Полковник не договорил, но и так от репутации командира конной бригады остались одни ошметки. Сакральная жертва, чтобы показать серьезность намерений. В разговоре повисла тяжелая пауза, и Огинский легко представил, что будет, если Макаров продолжит. А ведь такой, как он, не будет стесняться и в лоб скажет, что думает об армии, где у труса все хорошо, а единственного, кто говорит правду, задерживают для разбирательств.

— Согласен, — сжал зубы Куропаткин. — С такой точки зрения эмоции сотника выглядят вполне понятно. Думаю, я могу пойти вам навстречу и отменить наказание.

— А поезд? — полковник Макаров совершенно не собирался знать меру. — И прикрепленные к нему люди?

— Поезд был задержан для усиления обороны города.

— На время?

И снова тяжелая пауза. На этот раз Огинский еще лучше почувствовал предложенный Макаровым выбор. Либо ему вернут его людей и технику, либо он поднимет вопрос, а насколько задержанный поезд ему помешал. Или вообще не дал победить: при желании и умении любую мелочь ведь можно извратить, придав значимость, которой у нее нет и не может быть. Впрочем, подобные мелочи были бы достойны разве что слухов, если бы не собравшиеся репортеры и скорые гости из столицы. При них даже сомнений ни у кого не должно возникнуть, что главнокомандующий держит ситуацию под контролем.

И кто после такой разделки Куропаткина будет еще говорить, что Макаров — прямолинейный вояка, которому плевать на политику? С другой стороны… Огинский оценил разговор, как учил его отец, на более высоком уровне. Что получил полковник, что отдал — и выходило, что все возможные политические аргументы он только что без зазрения совести обменял на своих людей и силу для будущих сражений. Действительно, немного по-рыцарски.

Лично Огинский так бы никогда не поступил. И Куропаткин тоже. С другой стороны, России нужны и такие командиры. Политики будут решать, что стране сейчас важнее, победы или поражения, а такие вот солдатские генералы будут давать им возможность выбирать.

— Вячеслав Григорьевич… — Куропаткин тоже правильно оценил ситуацию и даже улыбнулся. — Конечно, на время. И да, буду ждать вас в гости, чтобы в спокойной обстановке обсудить ваше новое назначение. Думаю, завтра вечером будет самое время.

— Спасибо, — Макаров поклонился, а потом, словно закрепляя сделку, повернулся к своим и крикнул. — Ура главнокомандующему!

— Ура! — дружно ответила ему армия.

При этом поручик Огинский по привычке отметил, что орали «ура» совсем не только солдаты и офицеры 2-го Сибирского. Все, кто оказался рядом в такой день, с радостью откликнулись на зов генерала-победителя. Да, именно генерала… В этом поручик Огинский даже не сомневался. Тут вопрос был в другом: какая сторона и на каких условиях в итоге примет Макарова в свои ряды. Сторонники царя, кабинета министров, французская партия… Пожалуй, всё, остальные были слишком малы, чтобы претендовать на что-то серьезное в большой игре на Дальнем Востоке.

* * *

Выдыхаю… Выдыхаю… Выдыхай, Макаров! Можно!

Несколько минут назад мы закончили общаться с Куропаткиным, разъехались, и только сейчас я начал нормально дышать. Как же было нервно в последние несколько дней! С тех пор, как выяснил у Мин Тао, что моих людей посадили под замок, и вряд ли неповоротливая судебная машина что-то решит до конца войны. Принять такое я никак не мог, поэтому пришлось проводить агрессивные переговоры. Создать атмосферу, окружение, обозначить аргументы — к счастью, Куропаткин не собирался рисковать даже частью своего спокойствия ради соблюдения формальной законности.

Получилось договориться, что всех моих отпустят, а уже я с ними на месте разберусь и накажу по-отечески за нарушение субординации… От последнего слова внутри сразу же закипело. И ведь, с одной стороны, без нее в армии никак, с другой же, когда слишком много людей начинает прикрывать ею свои глупость и некомпетентность, тут точно ничего хорошего не будет.

— А я думал, вы чин новый просить будете, — меня догнал Одишелидзе. Стоило нам вернуться и отчитаться перед Куропаткиным, как бывший полковник сразу же выписал себя из рядов больных и теперь задумчиво ехал рядом. Тоже тот еще жук, себе на уме.

— Все бы сразу не дали, — я покачал головой. — А своих вытащить было важнее.

— Важнее… — Одишелидзе задумался, кивнул каким-то своим мыслям, а потом отстал, затерявшись в рядах идущего к месту своей стоянки корпуса.

Не знаю, чего он хотел, ну и ладно. Сейчас не до