Два медбрата – мужики здоровые – зашли в кабинет, схватили Симу под белы руки да и потащили к выходу.

– Пойдемте за нами!

– Ага, сейчас! А ну пусти, руку пусти, да пусти, тебе говорят… – отбивалась она.

С трудом два мужика уволокли Симу.

– Я еще вернусь, вернусь, вот увидите! – кричала она Красину.

* * *

Ирке дома не сиделось. Прошла мимо дома Симиного. Видит, Витьки дома нет. Поняла, что на кладбище он, у Андрюшки. И не ошиблась…

Виктор сидел у свежей могилы друга. Налил стопку, глядя на фотографию друга.

– За тебя, Андрюха! Я на твоем месте мог быть. А вот нет, сачканул от армии… Теперь не живу, не умираю. Хреново тут, на земле, Андрюха… Если б не грех в петлю лезть, может, и полез бы… Ну давай, брат. По последней. Больше и не буду. Нет и в водке спасения, так-то…

Витя выпил.

Ира, спрятавшись за кустом, сначала молча наблюдала за ним, потом появилась внезапно.

Витя чуть не свихнулся от неожиданности.

– Ирка, ты?

– Не бойся, не призрак. Живая. Не к тебе я… К Андрюшке вот цветы положить.

Она положила букетик маленький на холмик…

– Прямо перед выводом войск наших его ранило, – тихо объяснил Витя. – На мину нарвался. В госпитале обе ноги отняли. Героем он был. Не то, что я. Говорят, в госпитале долго лежал. Жив был, а матери боялся писать, чтоб не расстроилась… Думал – выкарабкается. Не случилось. А напиши – так, может, мы чем и помогли бы.

– Чем? Будь ты, Витя, реалистом. Чем бы вы ему помогли, если он с гангреной, да без ног, да еще с кучей других ранений. Он же кусок мяса был уже, а не человек, – возмутилась Ира.

– Да не говори ты так, слышь! Друг он мне был!

– А ты не ори! Кладбище тут, а не базар! – оборвала она.

– Да я не ору… Не могу просто успокоиться… Опять же, тебя увидел. Не ждал совсем…

– Испугался? – усмехнулась Ира.

– Обрадовался, – признался он, – очень сильно… Уж и не мечтал, что тебя увижу. Зачем приехала?

– Тебя не спросила. Захотела и приехала, – передернула плечиком Ирка.

– Мужа твоего не выпустили?

– Никакой он мне не муж. Развелись мы.

– Так чего, значит, ты одна и свободная? – просиял он.

– Одна и свободная. Ну все, прощай… По деревне с тобой ходить не стану, больно уж языков злых много.

Она пошла по дорожке с кладбища, он за ней, не отставая ни на шаг.

– Да плевал я на те языки. Я вон тебя увидел – точно воды живой из родника напился! А ты…

– Прощай. И догонять не надо. Не смей! – приказала Ира. – Повидались, и довольно!

Она побежала. Витя за ней следом.

– Ирка, стой! Да не буду я тебя руками трогать! Мне бы только поговорить, Ира!

– Да не о чем говорить-то больше, Витя! У тебя вон сын растет!

– Ну что с того, что сын! У меня же еще сыновей может быть с десяток, я ж мужик-то молодой! Ну один здоровым не вышел, так то не моя вина, Симкина! Ира, да постой же ты!

Он почти догнал ее… Схватил за плечи. Прижал к себе.

– Нет мне без тебя жизни, ты хоть понимаешь это? Я, как Андрюха, в земле лежу зарытый. Знаешь, это как?

– Пусти! Ничего не выйдет. Ты меня предал, – злилась Ира не на шутку, – предал!

– А ты не предала? Или с мужем своим была счастлива, а? Ну говори!

– Не была! Не была! Это хочешь знать? Легче тебе жить от этого станет – не была! – кричала она, а он уже покрывал ее лицо поцелуями.

Повалил Витя Иру в стог, что у дороги стоял, жарко целовал, не выпуская из рук.

– Моя ты, моя! Не отдам никому. Ни мужу, ни черту, ни дьяволу… Никому не отдам!

– Пусти! Мне больно!

– А мне, думаешь, не больно было! А я, думаешь, чурбан бесчувственный… Мне без тебя жить каждый день больно! Нет без тебя жизни, Ирка!

– Пусти! – все еще кричала она, а сама все сильней и сильней прижималась к нему, сливаясь с Витей в страстном поцелуе…

* * *

Вечером профессор Красин вышел из клиники. Уже темнело. Коллега окликнул его:

– Счастливых выходных, Николай Николаевич! Завтра на дачу?

– А как же! – весело откликнулся доктор. – Доклад буду готовить на свежем воздухе, почитаю хоть немного, в лес схожу!

Сима стояла неподалеку, наблюдая за тем, как Красин идет к машине. Словно почувствовав чей-то тяжелый взгляд, Николай Николаевич обернулся:

– Идите домой, вы слышали? Мне с вами говорить некогда и не о чем. Я уже все вам сказал! – Профессор вдруг стал суровым.

– Да уж слышала! – нахмурилась и Сима.

Поняла, что ничего ей не светит, не будет с ней говорить профессор. И пошла обратно в здание.

Красин сел в машину – красненькую старенькую «девяточку». Водитель включил радио, зазвучала классика.

– Ничего, если с музычкой, а, Николай Николаевич?

– Спасибо, что попсу слушать не предложил! Шопен – это прекрасно. Хорошо, Володя, что выехали в это время, сейчас пробок еще нет. Благодать!

Красин расслабился, радостно смотрел по сторонам. Даже улыбка появилась у профессора…

– Недельки через две дачный сезон закроем! А пока – четыре выходных в нашем распоряжении! Два этих – два на следующей неделе. Лишь бы дождей не было! – мечтательно произнес он.

– Да вы в кои-то веки на дачу собрались! Елена Анатольевна даже не поверила, когда я сообщил, что едем! – отозвался шофер.

– Едем, едем, Володя! В кои-то веки, но едем же! – Он засмеялся.

Сима поднялась по лестнице в отделение, где лежал Ваня. Заглянула в коридор, в котором пожилая нянечка мыла полы. В коридоре было тихо, рабочий день окончен.

– Тебе чего? – удилась нянечка, – Все ушли!

– У меня здесь сынок лежит, в шестой палате, Ванечка, – объяснила Серафима.

– Ну? Таких Ванечек, как у тебя, пруд пруди в отделении. Что надо-то, навестить? Иди как положено, с разрешения начальства.

– У вас, поди, спина болит сильно. Давайте я полы домою, коридор-то вон какой длинный! Просто так помогу, мне ничего не надо! – улыбнулась Сима.

– Просто так? Ты чего-то темнишь! – усмехнулась женщина.

– Ничего не темню. Просто помогу вам, и все! Ну чего же вы, совсем, что ли, людям в этой Москве-то не верите?

Не дожидаясь ответа, вытащила из рук нянечки швабру. И как пошла коридор мыть – быстро-быстро, чисто-чисто… никто так не смог бы!

Нянечка аж охнула.

– Ну ты даешь, девка! Может, я тебе тоже смогу чем-то помочь?