Красин угрюмо посмотрел на Серафиму. И пошел вперед…

Из кабинета вышла Люда, секретарь:

– Николай Николаевич, а вас уже ждут!

– Спасибо, все свободны!

Он вошел в кабинет. Сима внимательно глядела вслед ему. Ей было интересно, да что ж это за человек такой, к которому она никак ключей найти не может? А ей надо, очень надо! Он, только он должен делать операцию Ване!

Красин с порога кабинета увидел старого друга своего, полковника милиции Игоря Сабурова. Тот встал, они с Красиным обнялись.

– Ну здорово, Игорек, здорово. Знаешь уже?

– Наслышан, Коля. Потому и пришел. Сам, без приглашения. Ты что ж, не рад? – Полковник поднял бровь.

– Что пришел ты, всегда хорошо. А вот беспокойства лишнего не надо.

– Ну уж извини, это не тебе решать. Рассказывай-ка все по порядку!

Красин вздохнул. Жаловаться было не в его принципах. И все же он понимал – речь идет о жизни…

Ехал Витя по полю на тракторе и пел. Счастливый – аж светится. Навстречу ему дядя Петя, бригадир, с козой своей Белкой. Никогда он Зорина таким не видел! Витя, когда выпивал, совсем смурным становился… Приостановился дядя Петя, решил проверить – трезвый ли Зорин?

– Чё орешь-то громче трактора?

– А то и ору, что хорошо! Хорошо, дядь Петь, понимаешь ты это слово?

– А! Зарплату, что ли, получил один, раньше всей бригады?

– Старый ты дурак, разве ж в одних деньгах счастье!

Дядя Петя не понял. Почесал в затылке. Оно, конечно, не только в деньгах, но деньги-то позарез нужны!

А Витя снова завел песню и скрылся на тракторе за поворотом. А к дяде Пете Мария Ивановна выскочила – тут как тут.

– Добрый день, Петр Сергеич. Внук ваш, должна сказать, лодырь удивительный. В кого пошел – не знаю! Даже на трояки по всем предметам не тянет. Вы бы с ним провели беседу, дед все-таки!

– Я вот что на это скажу, Мария Ивановна! Вон Зорин тоже был лодырь удивительный. А теперь за троих пашет да еще поет! И при этом трезвый! Может, и мой поумнеет!

– А чего это Виктор ваш распелся? Сима с операции вернулась? – забеспокоилась учительница.

– Да не, про Симу он не сказывал. Просто, говорит, хорошо. Вот даже зарплаты не дали, а все равно хорошо, соловьем заливается. А вам, извиняюсь, в школе денег выдали?

Мария Ивановна отмахнулась:

– Да не выдали. И неизвестно, когда выдадут! Вы мне, Петр Сергеич, деньгами разум не мутите, вы объясните: это отчего же Зорину так хорошо?

– А вы у него и спросите!

– А вот и спрошу! Спрошу непременно!

Полковник Сабуров нервно ходил по кабинету доктора.

– Пойми ты, Коля, тут страна рушится, все по швам ползет. О какой справедливости ты говоришь? Может, мы когда голову и поднимем, но не теперь. Не может один человек повлиять на ход истории! Ни ты, ни я, ни мы, вместе взятые. Не сладить нам с ними сейчас, нет, не сладить! Бог с ней, с этой землей. Пусть строят свое казино. Временно это все, Коля. Как построят, так потом его и разрушим. А пока… Пока они сильнее. И тебе поберечься надо. Ты же знаешь, какая она хрупкая, человеческая жизнь. Не мне тебя учить!

– Значит, я должен сдаться, а они останутся безнаказанными?

– Я так не сказал, Коля. Мы уголовное дело все равно возбудим. Но посуди сам: где доказательства? Какие? У тебя есть запись твоего разговора в ресторане с этим бандитом?

– Нет, не догадался.

– А номера машины, обстрелявшей вас, ты видел?

– Я же сказал: номеров не было.

– Коля… пойми правильно: уехал бы ты, а? Я тебя двадцать лет знаю, я тебя ценю как, может быть, мало кого ценю в этой жизни! Тебя звали за океан, прекрасная клиника, отличные деньги, условия… Ты и там будешь приносить пользу, людям помогать, науку продвигать свою. А настанет другое время – вернешься, вернешься в другую Россию!..

Красин взорвался:

– Да что же вы все, черт возьми, отправляете меня за этот поганый океан? Я что, мешаю? Игорь, есть такое понятие – родину любить. Может, глупо, может, несовременно… Это как мать любить больную! Ты же не скажешь: Коля, уезжай, мама болеет, вот выздоровеет, похорошеет – тогда и милости прошу демонстрировать свои сыновние чувства… Это же чушь! Я врач! Я знаю, что, если любишь, надо за больным и горшки выносить, и уколы ставить. И резать, если требуется. И вот это и называется доказательством любви. А все остальное жевание соплей, уж прости… Я нужен здесь, понимаешь, нашим детям нужен, а не заокеанским. Там и без меня хватает светил! А бросать родину в момент, когда ей плохо, – подлость…

Полковник обнял Красина:

– Это ты меня прости, Коля. А только мы и вправду мало что можем сделать в твоей ситуации. Лучше побереги себя. Вот выделю тебе охрану…

– И не вздумай! Это смешно.

– Лучше быть смешным, чем мертвым. Откажись от строительства, Коля. Они ведь все равно все сделают по-своему. Когда в государстве идет передел собственности – щепки летят. Ох как летят!

– Нет! Об этом не может быть и речи! Я, Игорек, перестану себя уважать, если пойду у них на поводу. А для меня это самое страшное в жизни. Это даже страшнее, чем быть просто мертвым… – Красин был непреклонен. – Пойдем, провожу тебя!

Сима в палате заплела косички худенькой девочке.

– А вы нам сказку на ночь сегодня будете читать, тетя Сима?

– А как же, Лерочка! Обязательно! Ну а где твои бантики?

– Вот! – Девочка протянула две мятые ленточки.

Сима улыбнулась:

– Вот я их поглажу и тебе в косы вплету. Тогда будет очень красиво. А сейчас пока резиночкой завяжу, договорились?

Девочка кивнула. Потом обняла Симу:

– А у вас дочка есть?

– Нет… Дочки нет… Пока нет.

– Ну так вы ее родите! Это не очень тяжело! Вот нас у мамы пять человек. Мы все девочки! Вам обязательно дочка нужна. Вон вы как хорошо косы плетете! Так даже мама моя не умеет!

– Обязательно рожу девочку! Вот только сынка подлечу! Ну, до вечера! – улыбнулась Серафима.

– Тетя Сима! А врач пустую кровать велел вынести. Тут все равно никто не лежит, а нам тесно!

– Это я мигом, Лерочка. Ты только шибко по палате не бегай, тебе пока не надо! Я еще приду к тебе!

Сима подхватила кровать, да и понесла ее к выходу…

Вот такую несущую кровать Симу и встретили в коридоре отделения Красин и полковник.

– Зорина! Вы же надорветесь! Кровать же можно катить, она на колесиках! – воскликнул врач.

– Не надорвусь. У нее ножка сломана! А я привычная тяжести-то таскать!