— Вы куда? — спросила Брунхильда. Она ещё не поняла того, что поняли все остальные.

— Спасать дурную лисицу! — выкрикнул Чернокрыс. — Несите шест!

Мы выбежали под проливной дождь. Земля превратилась в жидкую грязь, всюду разлились огромные лужи-зеркала. Зеркала, по которым бешено отплясывали дождевые капли. Брунхильда убежала за жердиной из рамы для сушки сена — обычно длинная палка безо всякого толка валялась у сарая. Гримбарт открыл люк, и мы сгрудились у погреба.

— Я её вижу! — Чернокрыс указал на какой-то лоскут, который колыхался под водой, словно странный плавучий цветок.

Прибежала Брунхильда. Опустив жердину в погреб, она покрутила ею в воде и выловила шаль Рыжего Хвоста. Но сама Рыжий Хвост ей не попалась.

— Тыкай шестом в воду, пока не наткнёшься на неё! — проорал Чернокрыс, стараясь перекричать барабанную дробь дождя.

Брунхильда стала тыкать, а все остальные обступили её, всматриваясь в мутную воду. Тяжелее всего пришлось Гримбарту: он держал люк, потому что упор куда-то делся.

— Ничего не вижу! — пискнула Брунхильда. — А ещё мне дождь в глаза льётся!

Чернокрыс повернулся к Индре:

— Ваша милость! Похоже, горничная скончалась!

После недолгих размышлений Индра сказала:

— Я проверю.

И одним длинным, гибким движением соскользнула в погреб. Блестящий хвост шлёпнул по поверхности и скрылся под водой. Довольно долго мы стояли как оцепеневшие, глядя в подвал, в глубине которого извивалась большая блестящая змея, заставляя мутную воду вскипать, словно в котле. Слова Чернокрыса звучали у меня в ушах, всё больше становясь действительностью. Холодной, острой, как зубная боль, действительностью. Горничная скончалась. Её больше нет. Нет Рыжего Хвоста с янтарными глазами и острым носиком. В наш первый день в замке она обметала нас метёлкой для пыли и мыла щёткой. Она хотела всё делать правильно — и почти никогда ей это не удавалось.

— У меня лапы сводит, — простонал Гримбарт, сражавшийся с тяжёлым люком.

— Сам понимаешь, придётся потерпеть, — огрызнулся Чернокрыс. — Иначе я подопру люк твоей убогой головой.

— Ох, — только и ответил Гримбарт.

Тут мне показалось, что я слышу чей-то смех. Я обернулся. Откуда звук — из хлева?

Я медленно приблизился к приоткрытой двери и распахнул её. Дверь тихо скрипнула, и Простокваша ответила мычанием. Коза жевала сено, лёжа в углу, а курица Несушка сидела на насесте и о чём-то квохтала сама с собой.

Снова послышался смех. А ещё странное мурчание. Оно шло из пристройки, куда Гримбарт сложил остатки зимнего сена.

Я вошёл в пристройку, но сначала ничего не увидел. Постоял, рассматривая копну сена, которая странно мурчала и к тому же шевелилась. Внезапно из сена высунулась голова Рыжего Хвоста.

— Пи-пип!

— Здравствуй, — сказал я, потому что не знал, что ещё ответить, когда тебе говорят «пи-пип». — Ты что здесь делаешь?

— Ничего, — ответила Рыжий Хвост.

— Мне какое-то мурчание послышалось.

— Да? — Рыжий Хвост округлила глаза. — Наверное, это коровка мурчит?

Я хотел было ответить: «Не говори глупостей, коровы не мурчат», но не стал, потому что понял: Рыжий Хвост надо мной смеётся. Тут подтянулись остальные.

— Я точно видела, как он входил сюда, — послышался голос Брунхильды. — Видно, хотел погреться возле скотинки.

— Сем! — позвал Чернокрыс. — Ты тут? Мы потерпели неудачу, Сем. Боюсь, с лисой придётся проститься. Когда дождь кончится, мы попробуем вёдрами вычерпать воду из погреба. Устроим похороны…

Увидев, кого я обнаружил в сене, Чернокрыс замолчал.

— Глядите! А вот и Рыжий Хвост! — Брунхильда всплеснула лапами.

Чернокрыс сузил глаза. Вокруг него натекла большая лужа: дождевая вода с шерсти лилась ручьями. Чернокрыс не знал, радоваться ли тому, что Рыжий Хвост жива, или сердиться, что все труды по её спасению были предприняты зря.

— Сколько ты здесь сидишь? — спросил он.

— Давно уже! — жизнерадостно ответила Рыжий Хвост.

Чернокрыс засопел. Затрясся. Похоже, он всё-таки решил разозлиться.

— И как же ты сумела самостоятельно выбраться из погреба, позволь спросить?

— Я не сама выбралась.

— Прошу прощения? — Глаза у Чернокрыса окончательно превратились в щёлочки.

— Я не сама выбралась. Мне помогли.

— И кто же тебе помог? — спросил крыс.

Тут сено снова зашевелилось, и из него высунулась ещё одна голова. Светлые пушистые волосы.

— Пи-пип, — сказал Иммер. — Это я помог Рыжему Хвосту выбраться. Потому что ты от злости запер её в погребе.

— Да-а, от злости, — подтвердила Рыжий Хвост. — Я вымокла по колено.

— А кое-кто и ещё больше вымок! — Чернокрыс, стоя в луже, трясся всё сильнее. — Позволь сообщить, что её милость лично рисковала жизнью, разыскивая тебя в погребе!

— Не так уж и рисковала, — сказала Индра. — Я редко принимаю ванну и в погребе хорошо освежилась. А теперь пора и назад, верно?

Чернокрыс подрожал ещё немного, а потом повернулся к выходу.

— Поисковые работы отменяются! — прокричал он. — Эта дурья башка лежала в сене! Возвращаемся к конфетам.

Рыжий Хвост ужасно обрадовалась: она любила конфеты больше всех.

— Съем четырнадцать штук, — решила она и вихрем промчалась через хлев. Иммер со смехом кинулся вдогонку. Чернокрыс рассерженно посмотрел ему в спину.

— Ваша милость! Может быть, уместно было бы сделать Иммеру выговор за непослушание?

Индра вскинула голову и сказала:

— Не понимаю, какая в этом необходимость. Я, со своей стороны, только рада, что горничная выбралась из погреба вовремя.

— Вот и хорошо, правда? — сказала Брунхильда. — Вдруг бы она так и осталась там лежать. Разлагаться бы начала. И нам оставалось бы только выбросить её подальше!

Гримбарт кивнул, словно барсучиха сказала что-то дельное, и мы, свита, потянулись под проливной дождь.

Тот, кто слабее

Дождь зарядил надолго. Несколько дней лило как из ведра, и в большом каменном замке стало холодно и сыро. Гримбарт то и дело таскал дрова, но, как он ни топил, мы постоянно зябли.

Однажды вечером я спустился к Брунхильде попросить чашку горячего молока. Распахнув дверь, я увидел за кухонным столом Тьодольва: перед медведем выстроились глиняные тарелки, полные еды. Медведь забрасывал в себя всё подряд: глазированные рёбрышки и пудинг с почками, кровяную колбасу, свиной язык, паштет из лёгкого, цельных голубей с крошечными яйцами пашот. Брунхильда еле успевала подавать на стол. Каждую вторую ложку медведь запивал квасом из кружки.

Вообще-то я с удовольствием ушёл бы оттуда, потому что у меня не было никакого желания с ним разговаривать. Но Тьодольв, похоже, дожидался меня.

— Садись, — сказал он.

Я нехотя вошёл и сел. Приятно, конечно, погреться у печи, но от лесничего, как всегда, несло каким-то уксусом. Свою громадную меховую шапку он положил на стол.

— Я только хотел попросить горячего молока, — промямлил я.

— Конечно, сейчас сделаю, — ответила Брунхильда и тут же случайно села в паштет.

Когда она поставила