тарелку перед Тьодольвом, паштет украшала изрядная вмятина, оставленная барсучьим задом, но медведя это не смутило. Он запустил в паштет лапу и принялся забрасывать его себе в пасть. Я довольно долго сидел, с отвращением наблюдая за ним, а потом сказал:

— Ты чего хотел?

Прежде чем ответить, медведь придвинул к себе ещё паштета. Жевал он, не закрывая пасть, и я видел, как зубы размалывают еду. Наконец медведь упёрся в меня взглядом и спросил:

— Нравится шапка?

— Чего? Какая?

Он кивнул на свою меховую шапку — ту самую, которую я примерил в день, когда мы заходили в сторожку.

— А, эта. Ну, не знаю…

Тьодольв провёл языком по передним зубам.

— Угадай, из кого она.

— Чего? — снова спросил я.

— Угадай, из чьей шкуры.

Я задумался, осторожно трогая густой, плотный мех.

— Из куницы?

— Нет.

— Белка?

— Нет.

— Бобёр?

— Опять не угадал.

— Ну… тогда не знаю.

Тьодольв растянул пасть в жуткую улыбку. Карие глаза сверкнули.

— Из медведя, естественно.

— Ме-медведя? — проблеял я и испуганно отдёрнул руку. — Вот ужас!

Тьодольв сунул в пасть рёбрышко и снял с него мясо своими желтоватыми клыками хищника.

— Да вроде не намного ужаснее, чем когда я задрал оленя и сшил из его шкуры штаны?

— Но… но ты же сам медведь? — пробормотал я.

— Ну и что? Если мне придётся убить медведя, я убью медведя. И другой медведь точно так же убьёт меня.

Он отхлебнул кваса, пена потекла по углам пасти. Я подумал, что в жизни не имел дела с таким мерзким типом. Дома, в квартале, где жила Тюра и где ошивалось множество оборванцев, таких точно не водилось.

— И тебе пришлось? — спросил я.

Тьодольв утёрся лапой.

— Тот медведь стоял между мной и тем, что мне было нужно, — объяснил он. — Тем, что я хотел заполучить любой ценой.

— Зачем?

Тут Брунхильда уронила на пол кастрюлю. Грохот поднялся на всю кухню.

— Ох-ох… — Брунхильда наклонилась за кастрюлей. — Тьодольв, будь так добр, подай мне тряпку.

Тьодольв, ворча, тяжело поднялся и подошёл к шкафчику с полотенцами. Когда он протянул тряпку Брунхильде, та уже успела убрать кружку с квасом и подать вместо неё сладкий пирог с миндальной посыпкой.

Тьодольв посмотрел, как Брунхильда выливает остатки его любимого напитка в ведро с помоями, тяжело вздохнул и занялся пирогом. Во взгляде у него было что-то мрачное. Тревога?

— Кабан или лось, олень или медведь — мне всё равно, — снова сказал он. — Но если можно избежать драки с тем, кто равен мне по силам, это хорошо. Тот хольмганг[3] мог закончиться моей смертью. — Он ухмыльнулся. — Знаешь, как звери выбирают добычу?

— Нет.

— Они выбирают того, кто слабее. — Медведь положил тяжёлые лапы мне на плечи. — Ты разве не знал? Выбирай того, кто слабее, Сем, и ты выйдешь победителем.

— Тьодольв, ты же любишь, чтобы ужин тебе приносили в сторожку, — натянуто сказала Брунхильда. — Почему тебе вдруг захотелось поужинать здесь?

— Поболтать охота. — И Тьодольв откусил ещё пирога.

— Вот как, — проворчала Брунхильда. — Но теперь-то ты наговорился? Пора и домой?

— Не-ет, — отозвался Тьодольв. — Я ещё посижу, составлю Сему компанию… Чего ты хотел?

— Горячего молока, — сказал я.

— Вот именно. Будь любезна, поторопись-ка с молоком. Сем и так долго ждал.

Брунхильда, вздыхая, достала молоко из кладовой. Плеснула щедрую порцию в трёхногий котелок и поставила его на огонь. Тьодольв тем временем продолжал бессвязный рассказ о медведе, которого он убил на хольмганге и который чуть не убил его самого.

— Силу зверя я чую по запаху. Тот медведь недавно покинул берлогу. Был голодный и слабый. Вонь его выдала. Я думал, борьба будет недолгой, но не учёл медвежьи инстинкты.

Брунхильда закашлялась.

— Я на минуточку, — пискнула она и так быстро выбежала из кухни, что подол фартука хлопнул её по лапам. Тьодольв проводил барсучиху взглядом. Мне не нравилось, что я остался с ним один на один. На улице шумел дождь.

— Уже поздно, — сказал я и поднялся, но Тьодольв силой усадил меня на стул.

— Подожди.

Он вдруг как будто занервничал. Снова взглянул на дверь, за которой скрылась Брунхильда, и сказал:

— Я подумал.

— О чём? — удивился я.

— О твоём предложении. Может, это и не такая уж глупая мысль и мы как-нибудь сходим в лес вместе? С тобой и твоим братом.

Я не знал, что ответить. Мне совершенно не хотелось гулять в лесу с Тьодольвом, да и Иммеру, скорее всего, тоже. Однако я боялся сказать об этом.

— Мы могли бы сходить в одно особенное место, — продолжал Тьодольв. — Место, о котором знаю только я.

— Ну… Мне сначала надо спросить разрешения.

— Нет-нет, — поспешно проговорил медведь. — Не спрашивай.

— Почему это?

Медведь наклонился ко мне — так близко, что я видел каждую жилку в его блестящих глазах. Из пасти несло печёнкой и пирогом.

— Улучи минуту, когда никто не будет знать, что вы ушли, — прошептал он. — Вообще никто. Дело важное.

Меня накрыло неприятное чувство. Холодная как лёд тревога, от которой волоски на шее встали дыбом.

— Зачем тебе надо, чтобы мы с братом пошли с тобой в лес, да ещё и чтобы никто об этом не знал? — спросил я, но Тьодольв только покачал головой и многозначительно взглянул на дверь.

— Хватит разговоров. Кухарка вот-вот вернётся. Приходите. Приходите, и я покажу вам кое-что, что вы точно захотите увидеть.

Я быстро поднялся.

— Мне пора. Я хочу спать. И кстати, мне совершенно нечего скрывать от кухарки. По-моему, она добрая.

Тут Тьодольв схватил меня за руку, да так крепко, что у меня сердце чуть не остановилось, и зашипел сквозь острые блестящие зубы:

— Добрая? Барсучиха Брунхильда добрая, да? Все они добрые, пока бегают вокруг вас на задних лапах и приносят вам всё, чего вы ни пожелаете. Но не о том они мечтают, чтобы разгуливать в человечьих обносках и подавать паштеты всяким соплякам! Знаешь, что пытался отстоять медведь, которого я заломал? Знаешь, за что он отдал свою жалкую полуголодную жизнь?

— Пусти! — заорал я, но Тьодольв вцепился в меня ещё крепче, и я почувствовал, как его когти протыкают мне кожу.

В эту минуту из очага послышалось сердитое шипение: молоко убежало. Пена перелилась на угли, густой дым наполнил кухню. Тьодольв, ругаясь на чём свет стоит, схватил котелок, обжёгся и выругался ещё ужаснее. Сбежавшее молоко уходило в щели между досками пола. И тут посреди всего этого беспорядка возник Чернокрыс, по пятам которого следовала Брунхильда.

— Что здесь происходит? — возопил Чернокрыс.

— У барсучихи молоко убежало, — пробурчал Тьодольв. Стараясь избежать строгого взгляда крыса, он схватил полотенце и вытер жижу.

— Брунхильда хотела уведомить меня, что