большим уважением: до нас дошли высказывания некоего мастера Арнольда о Лукане и Овидии, а писатели того времени подчеркивали превосходство Орлеана в знании классиков. Главная французская школа риторического образования, или искусства сочинения (dictamen), была связана с Орлеаном и соседним монастырем Флери, и многие дошедшие до нас письма отражают жизнь орлеанских студентов и их литературные увлечения в конце века. Эти письма полны мифологических аллюзий – Пирам и Фисба, Парис и Елена, Таис и Геба, Ганимед. Один грамматик в 1199 году заявил, что Орлеану, славившему языческих богов, будет закрыт путь в рай, если он продолжит в том же духе. Орлеан вырастил одного из самых талантливых представителей поэзии вагантов – Примаса, преподававшего здесь каноника. Его слава распространялась по всей Европе вплоть до XIV века, блестящие, нередко задиристые стихи имеют ярко выраженные «языческие» черты.

Ни одна другая школа в качестве центра классического образования не имела такого высокого положения, как Шартр и Орлеан. Такие соборные школы, как Лан и Реймс, славились, скорее, своим интересом к диалектике и теологии, а школа риторики и поэзии в Туре для нас не более чем название. Однако имеются многочисленные свидетельства того, что многие писатели этого периода были хорошо знакомы с латинскими авторами, а их сочинения и стихи находились под глубоким влиянием античных образцов. Латинская поэзия того времени, будь то в классическом метре или в средневековой рифме, нередко была по-настоящему уникальной, как мы увидим подробнее в другой главе. Эти стихи были широко распространены по всей Северной Франции и соседним землям, хотя лучшие их образцы создавались в долине Луары. Наиболее выдающимися латинистами были Марбод из Анже, Хильдеберт из Ле-Мана и Тура в начале века, Бернард Сильвестр из Тура около 1150 года, за ним последовал его ученик Матвей из Вандома, а ближе к концу века – Петр из Блуа, ученик Иоанна Солсберийского и защитник все той же гуманистической традиции. Около 1142 года автор «Метаморфоз епископа Голии» описывает увиденных во сне древних богов рядом с поэтами и философами античности, «безупречному стилю речи которых не свойственна деревенская грубость», хотя среди известных мастеров того времени он воспевал в основном учителей логики. Даже Александр Неккам, отучившийся в Париже несколько позже, демонстрирует свое знание классиков и отдает предпочтение им, а не только свободным искусствам. Нам еще не раз представится случай процитировать длинный список античных авторов, которых он рекомендует молодежи к прочтению.

Корпус сочинений латинских классиков, потенциально доступных в XII веке, оставался таким же, как и сегодня, и, насколько нам известно, с тех пор ничего важного утеряно не было. Большинство сочинений сохранились в рукописях, хранившихся в библиотеках Западной Европы. Однако наличие доступа к этим трудам не означает, что их действительно читали, поскольку многие рукописи оставались неизвестными и забытыми, а некоторые тексты, как, например, «Германия» Тацита и поэмы Катулла, вообще сохранились в единственном экземпляре, едва не канув в Лету. Кроме того, значимым сочинениям римских авторов, таким как «История» Тита Ливия, предпочитали более простые компендиумы Поздней империи, а некоторые авторы были почти неизвестны, как, например, Лукреций с его трудами, обращенными к потомкам. Репертуар книжности XII века отличался от репертуара времен Римской империи и наших дней, и эта разница заключалась в доступе к книгам и литературных предпочтениях.

Среди латинских авторов, известных в Средние века, главным был, конечно, Вергилий, дантовская «мантуанца чистая душа, / Чья слава целый мир объемлет кругом / И не исчезнет, вечно в нем дыша»[68]. «Вергилий стал главным достоянием литературного наследия римлян, представителем классической учености, апологетом римского духа, который пережил падение империи, а его имя приобрело в Европе значение, близкое к значению самой цивилизации»[69]. В Средние века Вергилий сохранял то значение, которое он имел в позднеримское время: великий поэт, образец стиля, важнейшая фигура в школьном обучении, источник примеров для учителей грамматики. С возрождением имперской традиции он становится поэтом римского империализма, который воспевает славу и величие вечного Рима. Содержание «Четвертой эклоги» часто интерпретировалось как предсказание пришествия Христа, что возводило Вергилия до уровня пророка, о чем свидетельствуют изображения на скамьях в хорах Саморского собора XII века, где он представлен среди ветхозаветных пророков. В XII веке Вергилия копируют, цитируют, восхищаются им, подражают ему, как, впрочем, и на протяжении всего Средневековья. Бернард Сильвестр написал комментарий к первым шести книгам «Энеиды» – тем самым шести книгам, которые так хорошо знакомы современному школьнику. Однако он касается не только грамматики, но и морали, потому что в этих книгах Вергилий описывает жизнь человеческой души во время ее временного заточения в теле. Содержание сочинений Вергилия, как и Библии, осмыслялось аллегорически и наделялось скрытыми смыслами, как и многое другое в эту эпоху. Даже Иоанн Солсберийский, настоящий классический ученый, говорит нам, что Вергилий выражает философскую истину под видом легенд и что «Энеида», книга за книгой, раскрывает историю человеческой жизни от младенчества до старости. Вслед за аллегоризацией в XII веке появляются романы. Вергилий стоял у истоков историй о Трое, Энее и Бруте, которые потом начинают создаваться на народных языках. Таким образом, Вас начинает своего «Брута» или «Деяния королей Британии» с краткого изложения «Энеиды», а Кретьен де Труа описывает луку седла из слоновой кости, на которой было вырезано:

Резьба искусная – Эней,

Герой-троянец у Дидоны,

Вся повесть там: как он, влюбленный,

С ней ложе делит, как потом

Ее он покидает дом,

Как на себя в порыве муки

Она накладывает руки,

Как после войн победных он

Взошел в Италии на трон[70].

Будучи источником легенд, Вергилий со временем становится их героем. В XII веке в рассказах о его чудотворной гробнице и других неаполитанских диковинах, которые получили широкое распространение по всей Европе в последующий период, он предстает перед нами в образе мага. Слава средневекового Вергилия, поэта, пророка, чернокнижника, образца для Данте и проводника через царство теней, будет воспета во многих книгах, но в XII веке все это только намечалось.

Следующим по популярности после Вергилия в Средние века был Овидий. Неудивительно, что среди авторов, воспевавших плотскую жизнь, Овидий стоит в первых рядах. Особенно он стал популярен в XII столетии, и вслед за Каролингским «веком Вергилия» пришел «век Овидия». Всем, кто до сих пор полагает, что для людей Средневековья латинские классики были закрытой книгой и их волновал только загробный мир, а красота литературного стиля и удовольствия чувственного мира