Для людей Средневековья Рим был ключевым фактом их непосредственного прошлого, поскольку Римская империя в течение нескольких столетий была синонимом цивилизованного мира и передала латинской Европе концепции единства, универсальности, порядка и власти, от которых невозможно было отказаться. Рим стал общей памятью, Рим не пал, Рим – вечен. Куда бы они ни оглядывались, они видели Рим и слышали его «тихое шептание». К XII веку этот голос смешался с легендами и выдумками, как в «Римских деяниях» (Gesta Romanorum) и других произведениях «о великом Риме». Эта тема остается актуальной в литературе: Рим – лев, Рим – орел, Рим – сокровищница несметных богатств, Рим – непобедимая цитадель, Рим – основатель городов в Германии и Галлии, как Руан (Rotoma), который стал бы Римом, потеряв две буквы. «Рим, столица мира, правит кругом земным»[75], – гласило древнее изречение. Амат из Монтекассино пишет: «Мира подлунного честь, Рим венценосный сверкает»[76]. Александр Неккам говорит: «Рим – это мира вершина, слава, краса, самоцвет»[77].

В средневековых представлениях Рим был империей, а не республикой – недаром многие хроники переходят от Тарквиния сразу к Цезарю. Империя как последний и хронологически наиболее близкий период затмила все, что было до нее. Отражением этого являются латинская поэзия, римское право и христианская литература. Обращение к Риму как к республике относится главным образом к Новому времени, к революционным временам во Франции, когда «учение было вынесено из класса на улицу», а также к трибунам, Брутам и Публиколам Америки XVIII века. «У Цезаря был свой Брут», – воскликнул Патрик Генри[78]. Даниел Уэбстер посчитал нужным убрать из инаугурационной речи президента Гаррисона упоминание «двенадцати римских проконсулов и нескольких граждан»[79]. Уже у Шекспира Брут – герой, но для Данте он еще предатель, раздавленный вместе с Иудой в пастях Сатаны в аду. В XII веке Рим по-прежнему остается империей, с имперскими прерогативами, которые подпитывались возрождением римского права. Они расцвели в притязаниях Фридриха Барбароссы, который приказал включить свои указы в «Свод гражданского права» (Corpus Juris Civilis) и упомянул своих «предшественников»: божественных императоров Константина Великого, Валентиниана и Юстиниана. И все же, как ни странно, в этот же период, как и в эпоху Риенцо и Петрарки, наблюдается кратковременное возрождение республиканской традиции под эгидой Арнольда Брешианского. Сенат чеканил монеты, сохранившие древнюю эмблему «Сената и народа Рима» (Senatus Populusque Romanus) и мечты о римской столице во главе мира и гражданах в качестве высшего источника власти, диктующего свою волю как папе, так и императору. Оттон Фрейзингенский, очевидец этих событий, сталкивает две эти теории лицом к лицу в своей напыщенной речи, которую он вкладывает в уста римских послов, и в резком и высокомерном ответе рыжебородого императора как законного хозяина, осмелившегося забрать палицу у самого Геркулеса. На тот момент палица действительно принадлежала ему, но Священная Римская империя оставалась почти такой же мечтой, как и Римская республика, и обе они прославляли воспоминания об исчезнувшем прошлом.

Рим XII века уже не был Римом древности, даже внешне. «Готы, христиане, время, война, наводнения и огонь» долгое время занимались его разрушением, особенно – христианине. Рим был разграблен и сожжен Робертом Гвискаром и его норманнами в 1084 году – это был удар, от которого целые кварталы, такие как Авентин и Целий, так и не оправились. Менее резким, но более смертоносным было разрушение, нанесенное резчиками по мрамору и обжигальщиками извести, которые добывали известь из древних статуй и вели процветающий бизнес по экспорту римского мрамора и мозаик для украшения итальянских соборов в Пизе, Лукке и Салерно. Примерами этого служат монастырская церковь в Монтекассино, для которой Дезидерий купил «колонны, основания, капители и мрамор разных цветов», далекое от Рима Вестминстерское аббатство, где в XIII веке «римский гражданин Петр» выгравировал свое имя на гробнице Эдуарда Исповедника[80], а аббат Ричард Уэрский привез домой плиты из порфира и серпентина для своей гробницы, о чем ясно сообщает надпись: «Камни гробница несет, что он сам доставил из Рима»[81].

Сугерий, знаменитый строитель Сен-Дени, сожалел, что не смог перевезти туда колонны, которыми он часто любовался в термах Диоклетиана. Его современник, епископ Генрих Винчестерский, действительно привез скульптуры из Италии. Рим стал местом охоты за древностями.

К тому времени Рим превратился в руины, появились путеводители и туристы, желающие «увидеть Рим». Прибывавшие в Рим туристы были в основном паломниками, жаждущими увидеть святыни священного города, а не его языческие останки. По крайней мере, они точно не были археологами. Гиббон хвастается в «Автобиографии», что, когда он отправился в свое итальянское путешествие в 1764 году, «лишь немногие путешественники, которые были лучше оснащены и обучены, сумели пройти по стопам Ганнибала», и в XII веке не было никого, кто мог бы возразить ему в этом. Раввин Вениамин Тудельский, который путешествовал по Италии и Востоку в 1160–1173 годах, интересовался главным образом гетто. Около 1195 года Конрад Кверфуртский, избранный епископом Хильдесхайма, изо всех сил старался показать свою классическую образованность, описывая места, о которых в школе он знал только понаслышке, но теперь столкнулся с ними лицом к лицу: Мантуя, Модена и Сульмона Овидия, небольшая река Рубикон, гробница Вергилия и вергилианские легенды о ее окрестностях, Этна и источник Аретузы. Однако Конрад не был в самом Риме. Единственный северный писатель того времени, которому есть что сказать о Риме, – это Уильям Мальмсберийский, противопоставлявший современное ему ветхое состояние города его древнему величию в качестве властелина мира. Большинство путешественников приближались к городу в духе той великой песни, которая была сочинена где-то на севере Италии в предыдущую эпоху:

Рим благородный, мира властитель,

Все города красотой превзошедший,

Кровью святых твоих ты багровеешь,

Дев чистотою лилейной белеешь,

Все мы тебе пожелаем спасения,

Здравствуй в веках, благословляем[82].

Именно для таких туристов был выпущен главный путеводитель того периода – «Чудеса города Рима» (Mirabilia Urbis Romae). Это необычное сочетание фактов и вымысла, языческого и христианского было разделено автором на три части. В первой, после описания основания Рима на Яникуле Янусом, потомком Ноя, перечисляются его ворота и арки, бани, дворцы, театры и мосты, его христианские кладбища и места, где святые приняли мученическую смерть. Вторая часть включает в себя различные легенды об императорах и святых, особенно легенды о статуях, в том числе популярное «Спасение Рима» (Salvatio Rome), рассказывающее о колокольчиках, прикрепленных к статуям разных провинций