были им чужды, следует обратить внимание на популярность Овидия и взяться за ум. Мода на поэта из Сульмоны продолжалась вплоть до времен Боккаччо и Чосера и более поздних писателей итальянского Возрождения. Разумеется, его творчество подверглось аллегорическому и морализаторскому толкованию. Винсент из Бове считал Овидия неисчерпаемым «цветником морали» (flores morales), но он просто прагматично стремился оправдать то, что читали по другим причинам. Популярностью пользовались все произведения Овидия, но особенно «Метаморфозы», «Искусство любви» и «Лекарство от любви». Последнее часто воспринималось как трактат о морали, и даже предпринимались попытки обнаружить скрытые смыслы в «Метаморфозах», но большинство читателей обращались к этой «Библии поэта» и «Золотой легенде древности», по всей видимости, из-за любви к поэзии, а также ради знакомства с классической мифологией. Широкое распространение Овидия в XII веке является одним из самых верных признаков возрождения классики. Его поэмы свободно переписывались даже в строгом Клюни. Их цитировали, и им во многом подражали ваганты, одна из поэм которых называлась «Метаморфозы епископа Голии». Они создали большой тематический материал для мастеров риторики и dictamen; их влияние явно ощущается в переписке двух бессмертных влюбленных – Абеляра и Элоизы. Кентерберийские монахи цитируют Овидия в своих письмах, и «Искусство любви» трактуется как искусство монахинь «любить без любви». Кроме того, Овидий оказал огромное влияние на поэтов, творивших на новых европейских языках, особенно на трубадуров и миннезингеров, для которых этот «певец любви» (amorigraphus) был главным авторитетом в делах сердечных. Провансальские поэты вдохновлялись Пирамом и Фисбой Овидия, которые встречаются нам на рельефе капители собора в Базеле. «Искусство любви» оказало большое влияние на «Колесо Венерино» Бонкомпаньо и начало свой долгий путь на народных языках в версии Кретьена де Труа, который также перевел «Лекарство от любви». Даже наиболее строгие ревнители христианства читали Овидия. Александр Неккам, монах из Сент-Олбанса и аббат Сайренсестера, чье творчество относится к концу века, писал: «Студент должен быть знаком с “Элегиями” Назона и “Метаморфозами” Овидия, но особенно ему нужно знать “Лекарство от любви”». И все же авторитеты полагают, что молодым людям следует воздерживаться от чтения любовных поэм и сатир, как если бы им было сказано:

Эй, парни, нагибаясь за цветами и клубникой,

Берегитесь! Глядите, там холодная змея средь зелени таится.

Некоторые считали, что языческую по своему характеру поэму «Фасты» тоже «не следует читать».

Подобные сомнения в отношении сатириков завершают отрывок, в котором Неккам советует ученику хранить «моральные заповеди Ювенала в глубине своего сердца и полностью избегать влияния Горация» при чтении его произведений. Средние века были не чем иным, как эпохой морали и нравоучений. Иоанн Солсберийский, который часто цитирует вышеупомянутых поэтов, а также Персия, называет их моралистами (ethici) и ценит высказывания Горация за их житейскую мудрость. «Сатиры» и «Послания» Горация, по всей видимости, оценивались выше и чаще цитировались, чем «Оды» и «Эподы», однако любопытно, как много назиданий было почерпнуто из них. Метелл Тегернзейский подражал «Одам» в своих стихах, посвященных святому Квирину. Ювенал и Персий, несмотря на популярность их этических наставлений, были не так востребованы, как Гораций, хотя он тогда и не был столь известен, как сейчас. Лукан и Стаций, напротив, пользовались всеобщей любовью в Средние века (как наверняка помнят читатели Данте), не только внеся свой вклад в народные представления о Цезаре и Фивах, но также став источником цитат для переписчиков и создателей сборников. Лукан считал себя историком и поэтом, и для Иоанна Солсберийского он действительно был искуснейшим поэтом (poeta doctissimus). Он стал образцом для исторических поэм XII века, таких как, например, «Лигуриец» (Ligurinus) Гунтера Страсбургского[71], и повлиял на стиль их прозы.

Монастырские поэты часто цитировали Марциала и подражали ему в своих благочестивых поэтических надписях (tituli). Кроме Овидия и Горация, поэты-лирики им были почти неизвестны. Из более поздних поэтов самым популярным был Клавдиан, часто упоминавшийся писателями того времени и ставший источником вдохновения для создания одной из важнейших на тот момент поэм – «Антиклавдиана» Алана Лилльского. Александр Неккам слышал о трагедиях Сенеки, а Плавт, по-видимому, был известен ему только из вторых рук; и многие цитаты Теренция были взяты из Присциана, в связи с чем Теренций зачастую считался прозаиком. Впрочем, Иоанн Солсберийский часто цитировал Теренция, используя все его пьесы, за исключением «Свекрови». А еще именно Иоанну принадлежит идея о том, что сочинения Светония были написаны двумя разными авторами.

Первым среди прозаиков, разумеется, числился Цицерон, которого почитали не иначе как «короля красноречия» и главного учителя одного из семи свободных искусств – риторики. Впрочем, его богатое наследие несколько пострадало в рукописной традиции, и не все его сочинения были одинаково известны. Вибальд Корвейский (ум. в 1158), восхищавшийся Цицероном, выражал естественное желание собрать все его сочинения в один том. Утверждению, что Цицероном «скорее восхищались, нежели читали его», вполне можно верить. Чаще всего нам встречаются его риторические и философские трактаты, затем некоторые речи и меньше всего – письма. В больших библиотеках, подобных клюнийской, могли содержаться все, или почти все, его сочинения. В каталоге Клюни в этот период находились три рукописи «Писем», четыре рукописи «Речей», пять риторических и семь философских трудов. Характерный пример: аббат Элред из Риво, любивший в юношестве трактат «О дружбе», в конце жизни написал диалог, посвященный духовной дружбе. Мы не знаем, был ли Иоанн Солсберийский непосредственно знаком с речами и письмами, хотя он и оставил библиотеке Шартра свои копии трактатов «Об обязанностях» и «Об ораторе». Неккам высоко ценил трактат «Об обязанностях», хотя его отношение к диалогу «О природе богов» было неоднозначным. Впрочем, название последнего встречается в списке остальных философских работ Цицерона в библиотеке аббатства Ле-Бек, где Стефан Руанский нашел для себя в качестве образцов стиля Цицерона и Сенеку и подготовил сокращенную версию «Риторических наставлений» Квинтилиана. Сам Квинтилиан тоже «попал под крыло» риторики и встречается нам в каталогах и текстах писателей этой эпохи, хотя в то время были известны только неполные варианты его «Наставлений» и приписывавшиеся ему «Декламации». Как мы увидим далее, новая риторика XII века уже почти не следовала римским образцам.

«Морализованный Сенека» в этот период часто разбирался на цитаты благодаря его трактату «О природе», письмам и трудам по этике. Кроме того, его возраст совпадал с возрастом автора переписки с апостолом Павлом, что придавало Сенеке мнимый христианский статус. Его пословицы и афоризмы свободно гуляли по текстам XII века: святой Бернард даже цитирует фразу Сенеки, чтобы призвать к Крестовому походу медлительного папу римского.