Но, хотя Регина много делала для финансового обеспечения семьи, еще более ее заботило умственное здоровье Бобби, его личность и поведение. Она не только посещала с ним психолога и беседовала с врачом о том, что ей делать с сыном, но и всегда пыталась подвигнуть Бобби к расширению своего кругозора — чтобы он посещал культурные мероприятия, занимался спортом, встречался с другими детьми, больше читал и не забывал о школьных занятиях. Она была рада, что Бобби нашел себя в шахматах. Но заботило ее отсутствие баланса, она полагала, что однобокое увлечение шахматами не есть проявление здоровья.

В 1956 году д-р Ройбен Файн — в 30-х и 40-х являвшийся одним из сильнейших шахматистов планеты — написал монографию, озаглавленную «Заметки психоаналитика о шахматах и шахматистах». Она была опубликована в третьем томе журнала «Психоанализ». Впоследствии ее издали отдельно в виде 74-страничной брошюры с обложкой, на которой была изображена шахматная доска с красными и белыми клетками. Определенный скептицизм и даже неприятие выразили многие шахматисты из тех, кто потратил время на ее чтение. Регина Фишер купила экземпляр и внимательно прочла; эту брошюру нашли в библиотеке Бобби много лет спустя, но читал ли он ее, неизвестно.

Файн, убежденный фрейдист (он напишет еще два трактата, каждый размером с книгу, посвященные теории Фрейда и истории психоанализа), занял ту позицию, что шахматы символически связаны с либидо и имеют в корне эдипов комплекс: «Король символизирует пенис мальчика на его фаллической стадии, собственный воображаемый образ мужчины, и отца, урезанного до мальчикового размера».

Он также посвятил главу психозам четырех шахматных мастеров, избранных из миллионов нормальных людей, которые играли в серьезные шахматы на протяжении многих нет. Такой выборочный подход дал ему повод утверждать, что все шахматисты не вполне нормальные люди.

На Регину книга произвела впечатление и подтолкнула к мысли (сыграли роль и шахматные регалии автора, который был международным гроссмейстером и претендентом на матч за звание чемпиона мира), что он может если не помочь Бобби, то, по крайней мере, ослабить его рабское подчинение игре. Она хотела, чтобы ее сын хорошо учился, поступил в престижный университет, спустился с небес на землю и занялся обычным трудом.

Регина договорилась, что Файн позвонит Бобби и пригласит домой просто поиграть в шахматы. Бобби отлично знал о шахматной репутации Файна, он переигрывал его партии, имел шахматные книги за его авторством в библиотеке и не один раз их перечитывал. Но Бобби испытывал определенные подозрения. Он не хотел подвергаться психологическим тестам. Файн уверил его, что просто хочет сыграть с ним несколько партий.

Ройбен Файн не был врачом-терапевтом в прямом значении слова, но он был известным психоаналитиком. Теория состояла в том, что проблемы многих его пациентов являлись следствием забытых психических травм, и через свободные ассоциации и интерпретацию сновидений ключ к ним всегда можно найти. Лечение обычно длилось долго — иногда, годы — отталкиваясь не только от детских, но и, по возможности, от утробных воспоминаний.

Офис Файна располагался в большом здании в западной части Манхеттена. Одно крыло занимали жилые помещения, в которых проживал он с женой и тремя детьми, в другом находился аналитический кабинет, где имелась фрейдистская кровать для сновидений, и примыкавшая к нему комната для групповых занятий. Пациенты проходили раз в неделю, как минимум, часовое обследование, стоимостью в 55 долларов, а некоторые участвовали в групповых занятиях по вечерам. На последних Файн присутствовал, сидел молча, наблюдая за тем, как пациенты общались друг с другом, затем на целый час покидал комнату, и группа продолжала занятие самостоятельно. Затем он вкратце обсуждал с пациентами итоги сессии, когда они поодиночке приходили к нему для, собственно, психоанализа. В случае с Бобби Файн хотел вначале заслужить доверие со стороны мальчика, сыграв с ним в шахматы, а затем провести классический фрейдистский анализ в сочетании с групповым занятием.

Чтобы Бобби не догадался, что его подвергают психоанализу, Файн не стал сразу заводить мальчика в аналитический кабинет, а пригласил его в жилое крыло дома. Бобби встретила жена Файна Марсиа и их дети, а затем он и Файн играли в быстрые шахматы час или два. Психоаналитик тогда был одним из сильнейших блицоров в стране, возможно, даже сильнее, чем ожидал Бобби. Файн впоследствии напишет, что Бобби «не оказался серьезным соперником. Домашние помнят, как он раздражался после каждой партии, бормоча себе под нос, что мне “повезло”».

После шести шахматных сессий, проходивших раз в неделю, когда Файну показалось, что Бобби ему начал доверять, психоаналитик словно невзначай начал спрашивать мальчика о том, как у него идут дела в школе. Бобби мигом вскочил на ноги, поняв, что происходит. «Вы меня обманываете», — выпалил он и выбежал из квартиры, чтобы никогда не возвращаться. Файн позднее заметил, что когда бы они ни встречались впоследствии, в клубе или на турнире, Бобби всегда кидал на него сердитый взгляд, «словно я нанес ему неизмеримый вред, пытаясь немного с ним сблизиться».

Хотя может быть есть частица истины в утверждении Файна, что злость Бобби была вызвана всего лишь попыткой психоаналитика «сблизиться» с ним, снять с него «наслоения», главная причина того, что Бобби перестал с ним навсегда разговаривать, заключалась в попытке «обмана», и использовании шахмат в качестве средства. Файн хвастливо писал об «исторической иронии, когда из двух сильнейших шахматистов США двадцатого века одни едва не стал психоаналитиком другого». Это вряд ли.

Бобби, со своей стороны, не думал, что с ним что-то не так. В тринадцать лет его поведение в шахматных турнирах и в клубе было вполне доброжелательным, но, подобно многим тинэйджерам, он говорил иногда слишком громко, неуклюже двигался, проходя между рядами играющих, не всегда вел себя воспитанно и «не вылезал» из-за шахматной доски. Ничто в его поступках — в то время — не указывало на наличие серьезных проблем или продвинутого невроза.

Возможно, монография Файна дала толчок прессе; когда бы журналисты ни брались рассказывать о шахматистах, они обязательно находили в них отклонения. Бобби по этой причине часто становился жертвой извращенной интерпретации своей личности. Если у него брали интервью, то обязательно задавали покровительственно-оскорбительные вопросы («Как, у вас нет девушки?»… «А все шахматисты ненормальны?»), и он быстро понял, что сказанное им будет искажено так, чтобы он выглядел фриком. «Задавайте мне нормальные вопросы, — попросил он одного журналиста, — не надо выставлять меня ненормальным». Другому он высказал свое мнение о пишущей братии: «Эти ребята всегда пишут гадкие истории про меня. Они говорят, что я глупый, и что у меня нет таланта ни в чем, кроме шахмат. Это неправда».

В некоторых статьях утверждалось, что Бобби — ученый-идиот с ударением на втором слове. Журнал «Чесс Лайф», негодуя на такое отношение, стал на его защиту, выступив со статьей «Травля Фишера», где назвал подобную писанину «полной чепухой».

Разумеется, Фишера захватили шахматы, и он проводил многие часы за их изучением, но, вероятно, не меньше времени тратили музыкальные вундеркинды на свои упражнения, бесконечно сидя за роялем. И у него были и другие интересы, включая спорт. Он следил за хоккеем, много играл в теннис, ходил на лыжах, плавал и являлся членом «Пин-Понг» клуба в Манхеттене. Его интересовали достижения в научной сфере. И совсем не интересовали гипноз и доисторические животные, что утверждалось в статьях поп-культуры.