– Отпустите, не то позову Мари.

Тревор усмехнулся и поймал губами мочку ее уха.

– Попробуй. Первым делом она удивится, как я сюда попал. – В глазах сверкнули озорные искры. – Решит, что ты сама открыла мне дверь, а потом передумала и позвала на помощь.

Парадоксальное рассуждение насмешило.

– А мне почему-то кажется, что Мари сделает другой вывод.

Он пожал плечами и принялся пристально изучать каждую черточку лица, окончательно лишив самообладания. Непослушными губами Селина с трудом произнесла:

– Вы умеете смущать.

– Стараюсь. – Словно в подтверждение он легко провел пальцем по ее щеке. – Советую перестать ерзать, а не то за последствия не отвечаю.

Селина внезапно замерла и внимательно посмотрела ему в глаза.

– И все-таки: как же вы сюда попали?

Вместо ответа Тревор сказал:

– Не думай ни о чем и успокойся. Помнишь, как мы гуляли в саду и я пообещал, что не прикоснусь к тебе, если ты сама того не пожелаешь?

Селина сдержанно кивнула.

– И что же, прикоснулся?

Она покачала головой.

– Ну вот видишь. А теперь обещаю, что не уложу в постель.

Слова прозвучали убедительно. Исходивший от него аромат заставлял ее сердце лихорадочно биться. Больше всего на свете хотелось уткнуться носом в теплую шею и почувствовать тот же уют, который ночью спас от кошмаров и истерики.

– Честное слово?

– По-моему, ты уже успела понять, что я всегда говорю только то, что действительно думаю. – Он бережно заправил ей за ухо непослушный локон.

Нет, нельзя, нельзя этого делать! Но так хотелось поверить, прижаться, согреться. Всю жизнь она тосковала по искренним объятиям.

Тревор приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза. Два дыхания смешались, соединились в одно.

– Не овладею тобой, потому что страсть моя слишком велика, чтобы любить без неоспоримого ответного желания. – Он приподнял бровь. – А когда наконец сдашься под напором вожделения, что, я надеюсь, обязательно произойдет, та сладкая агония, которая нещадно терзает меня со дня нашей встречи, будет сполна вознаграждена. – В его голосе послышалась хрипотца, ноздри затрепетали. – Уверен, что награда окажется восхитительно сладкой.

Селина знала, что пора встать и приказать ему удалиться, но не находила сил пошевелиться.

– Нельзя говорить подобных слов. – Она слегка вздрогнула от желания, надвигавшегося неумолимо, словно огненная лава.

– Не сопротивляйся, милая. Не пытайся бороться с собой. Насладись моментом.

Наступила тишина. Селина неподвижно смотрела на пламя и думала о том, какой могла бы стать его любовь. Если бы не гордость, если бы не страх закончить так же, как все остальные любовницы! Если бы…

Вспомнилась Диана Морган и ее отъезд из Нового Орлеана. Молодой офицер слыл таким же неисправимым повесой, как и Тревор. Диана, всегда умевшая подчинить события собственной воле, тянула время, с удовольствием флиртовала, смело кокетничала, танцевала в нескромной близости, однако никогда не переступала черту, а в последнюю перед отбытием в Сан-Франциско ночь призвала страстного поклонника в свою спальню. Наутро Селина провожала подругу и ее родителей на пристань. В экипаже Диана сидела с высоко поднятой головой и с выражением таинственного спокойствия на лице.

И только перед тем, как подняться на пароход, многозначительно улыбнулась и передала Селине крошечный букетик, который все сразу объяснил.

Да, вот как следует поступить. И у них с Тревором случится последняя ночь перед расставанием. А пока, подобно Диане, надо жить предвкушением. Последняя ночь избавит от необходимости смотреть в глаза утром.

Отличный, достойный исполнения план. Она сможет его осуществить. Сможет тянуть время точно так же, как это делала Диана. Любовь Тревора окажется увлекательнее любого эротического романа и оставит незабываемые впечатления на долгие годы одиночества.

Тревор коснулся пульсирующей на шее жилки, бережно приподнял ее лицо и посмотрел в глаза.

– Мгновение назад в тебе что-то изменилось. Почему?

Почему? Потому что, сидя на коленях у самого красивого и привлекательного на свете мужчины, она только что решила позволить ему ее соблазнить – так, как считала нужным, – но вовсе не собиралась сообщать ему об этом.

– Мне понравилось обещание, – ответила коротко Селина.

– А тебе известно, что твои глаза меняют цвет в тон одежде или в зависимости от настроения?

Селина кивнула.

– Бабушка часто об этом говорила.

Тревор усмехнулся.

– Сомневаюсь, что бабушка могла знать, что в минуты страсти они становятся темными и глубокими, как морская пучина.

Откровение застало врасплох.

– О господи! – беспомощно выдохнула Селина, но тут же вспомнила о своем решении, подобно Диане, получить желаемое.

Впервые она посмотрела на Тревора открыто, без стеснения и страха. Лица их почти соприкасались. Осмелев, Селина позволила себе сделать то, о чем мечтала с первой встречи, и нежно провела кончиком пальца по его нижней губе.

Тревор снова затеял игру с ее локонами, принялся щекотать шею и ухо, волнуя и возбуждая. Под тонкой сорочкой проявились твердые вершинки. Его взгляд сосредоточился на ее груди.

Дыхание сбилось.

Неровное пламя причудливо освещало его лицо, и Селина любовалась мужественной красотой.

Тревор отпустил на волю ее волосы и погладил ямку между ключицами. Услышал резкий вздох и провел линию вниз – туда, где заканчивался вырез сорочки. Медленно развязал тесемки, распахнул ворот и провел ладонью по шелковистой коже. Склонился, обжигая горячим дыханием, и начал дразнить легкими, как воздух, томными поцелуями. А потом сжал губами вершинку и втянул.

– Нечестно! – выдохнула Селина, не в силах сопротивляться острому наслаждению, пронзившему ее насквозь.

Бархатистые губы и влажный язык скользнули ко второй вершинке.

– Ты сказал…

Он снова втянул сосок, и фраза так и осталась неоконченной. Влажная дорожка медленно поднялась по шее, по подбородку, и рот сомкнулся с ее ртом. Селина вдохнула сладкий жар и тут же отстранилась.

– Ты обещал…

Тревор запустил пальцы ей в волосы, заправил за ухо прядку.

– И сдержу слово, милая. Овладею тобой не раньше, чем ты сама об этом попросишь.

Он мягко, снисходительно улыбнулся и запахнул ворот сорочки.

– Хочешь заставить умолять о милости?

Он на миг замер, а потом прижал ее голову к груди.

– Нет, малышка, твои просьбы мне не нужны.