возмутился Гензель. – Девчонки, подумайте сами! Сейчас канун Праздника Урожая. Этой ночью ведьмы и колдуны собираются на свой главный шабаш. Помните, нам об этом сестра Агнес рассказывала?

Гретель прекрасно помнила истории о том, как в эту ночь Святая инквизиция ловила ведьм по лесам и отправляла их на костер. Сестра Агнес обожала подобные темы.

– Ты что, думаешь, «святая шестерка» – ведьмы? – уточнила Ирма. – Они же заведуют всеми церковными делами!

– Отличное, кстати, прикрытие, – кивнул Гензель.

– И ты предлагаешь нам посреди ночи прогуляться в Либкухенвальд, чтобы посмотреть на ведьминский шабаш? – спросила то-ли-Клара-то-ли-Мари. – Гензель, ты вообще нормальный?

– А что тут такого страшного? – пожал плечами мальчик. – Вы думаете, «святая шестерка» наведет на нас порчу? Или на месте превратит в лягушек и ящериц?

– Слушай, Гензель, я не могу понять, – сказала Ирма. – Так ты веришь, что «святая шестерка» – ведьмы? Или не веришь?

– Я не думаю, что они умеют летать на метлах или вызывать дьявола. Все это чушь собачья. Но я думаю, что они могут считать себя ведьмами. Плясать голыми у костра и проводить дурацкие ритуалы – чем не развлечение для богатеньких скучающих фрау?

– И если мы застукаем их за чем-то странным… – начала Ирма.

– …Тогда нас больше никогда не заставят заниматься уборкой в церкви, – закончила за нее Гретель.

Девочки переглянулись.

– Я считаю, ничего страшного не случится, если мы посмотрим, куда пошли эти шестеро, – сказал Гензель. – Мы все живем возле леса и знаем его как свои пять пальцев. Кроме того… разве никому не хочется посмотреть, как Фелиция Руппель трясет голым задом у костра?!

– Фу-у… – Близнецы захихикали.

Гретель хотела разведать, что фрау из церковного комитета забыли ночью в лесу. Тем более что об их прогулке не знал никто – даже муж Хулды. Поймать «святую шестерку» на лжи или узнать какую-нибудь отвратительную тайну казалось весьма соблазнительным.

– Конечно, интересно, чего они там задумали… – протянула Гретель.

– И что же, мы будем их искать по всему лесу? – поджала губы то-ли-Клара-то-ли-Мари, совсем так же, как это делала Фелиция.

– Просто пойдем туда же, куда и они, – беззаботным тоном произнес Гензель. – Далеко в лес не обязательно заходить. Если ничего не найдем, вернемся домой.

Сестры Шепард переглянулись, и та, что стояла слева, сказала:

– Ладно. Только если быстро.

– Вот это другое дело! – обрадовался Гензель.

– Подождите, мы что, пойдем туда без фонаря? – спросила Ирма. – Так недолго и ноги поломать!

– А я об этом уже подумал! – Гензель воровато огляделся и поспешил обратно к дому.

– Он надеется, что герр Шварц еще и керосиновую лампу теще передаст? – спросила одна из близняшек, провожая Гензеля взглядом. – Чтобы та могла играть в крикет по ночам?

– В раю не бывает ночи, там всегда светло, – отозвалась ее сестра.

– А может, мать Хулды вовсе не в рай попала, – поддержала разговор Гретель. – Мы же точно не знаем.

– Тогда ей тем более фонарь ни к чему, – пожала плечами то-ли-Клара-то-ли-Мари. – В преисподней светло от адского пламени!

Тем временем вернулся Гензель с большим и, похоже, весьма тяжелым фонарем, вырезанным из тыквы. Внутри горела толстая свеча, и улыбка старины Джека мерцала оранжевым.

– Герр Шварц выставил его на порог, когда мы ушли.

– Вообще, нельзя забирать фонари с порога, – проговорила одна из сестер Шепард.

– Это плохая примета, – добавила другая.

– Ой, да ладно вам! – Гензель поудобней перехватил увесистую тыкву. – Все равно никто, кроме нас, сюда не придет, а значит, и фонарь без надобности. Идемте уже!

Дети двинулись через каменистый, изрытый кротовыми норами пустырь. До первых деревьев отсюда было рукой подать. Гензель шел впереди, освещая путь тыквенным фонарем.

– А те шестеро шли вовсе без фонаря, – сказала Ирма. – Странно, вокруг же такая темень!

– Это потому что… – начал Гензель, но вдруг замялся.

Гретель знала брата как никто другой и могла поспорить, что он хотел сказать: «…потому что ведьмы видят в темноте не хуже кошек» – или еще что-нибудь в этом роде. Но потом решил лишний раз не пугать Клару и Мари, которых и так едва удалось уговорить на эту авантюру.

– …Потому что фонарь привлек бы лишнее внимание, – закончил Гензель. – Хулда здесь живет. Могу спорить, она прекрасно знает в этом лесу каждый пень и каждую кочку.

Друзья пересекли пустырь и остановились в нескольких шагах от первых деревьев.

– Давайте оставим корзины здесь, – предложил Гензель. – На случай, если нам понадобится идти, взявшись за руки.

– Отличная идея, – проворчала одна из сестер. – А если нас сожрут волки или похитит ведьма Пряничного домика, по этим корзинкам полиция узнает, где нас искать.

Оставив корзины, дети вошли в лес, зловещий и безмолвный. Среди деревьев клубился туман, ветви нависали над головой, мохнатые и словно отяжелевшие от влаги.

Либкухенвальд – огромный лес, протянувшийся до заснеженных гор на границе королевства, – был по большей части хвойным. Поэтому в Рождество у местных жителей не возникало проблем с тем, чтобы обзавестись елкой. На границе участка Шварцев возвышались неохватные ели и пихты, которые наверняка помнили времена, когда Марбах еще был маленькой деревушкой на левом берегу Зальц-Ахена.

Стоило детям покинуть пустырь, как их шаги стали почти не слышны, – толстый ковер из опавшей хвои пружинил под ногами и скрадывал малейший шорох.

– Куда теперь? – прошептала одна из сестер Шепард.

– Вперед, – отозвался Гензель. – Держитесь поближе друг к другу. Не хватало еще потерять кого-нибудь в этом тумане…

Судя по голосу, оказавшись среди деревьев, он слегка подрастерял задор. Свеча внутри тыквенного фонаря горела ровно, но все же Гретель не видела ничего, кроме творожистого тумана и ближайших деревьев… за любым из которых могло прятаться козлоногое чудовище или старина Джек. Она положила руку на плечо Гензеля и нашарила в темноте ладонь Ирмы. Остальные девочки тоже взялись за руки, так что получилась цепочка.

– Никого мы здесь не найдем, – сказала одна из сестер Шепард. – Давайте поворачивать.

– Да, это уже не смешно, – поддержала вторая.

– Мы не увидим костер, пока светит фонарь, – догадался Гензель, останавливаясь. – В такой темноте даже свечка ослепляет, и, если среди деревьев мелькнет огонек, мы его не заметим.

– Совсем спятил?! – зашипела та из близняшек, что замыкала цепочку. – Хочешь погасить фонарь?

– Не-не, ничего такого, – помотал головой Гензель. – Я оставлю его здесь, вместе с вами, а сам отойду на несколько шагов и осмотрюсь. Надо, чтобы глаза привыкли в темноте. И если ведьмы уже развели костер, я его увижу.

– Разделяться – плохая идея, – нахмурилась Гретель. – Но если мы все-таки разделимся, я пойду с тобой.

Гензель приблизился к старой кривой сосне. Ее кору покрывали пятна мха, а корни выпирали из земли так,