когда Гензель поставил тыкву на землю, дерево стало падать, и его корни приподняли фонарь. Ты вообще видела эту сосну? Вся кривая и трухлявая! А нам показалось, что из-под земли вырастает фигура с тыквой вместо головы.

Гретель вспомнила, как из открытой грудной клетки старины Джека, между ребрами, сыпались труха и комья земли. «Если пень резко выдернуть, с его корней тоже будет осыпаться земля», – подумала девочка.

Объяснение звучало разумно и убедительно. Близнецы говорили как взрослые девочки, уже не верящие в детские страшилки и чудовищ. Но ведь они не видели Козлоногого и старину Джека, которые гуляли по центру города, прикрываясь туманом! А еще Гретель беспокоило, что, унеся фонарь с порога Шварцев, ее брат нарушил традицию. Отец говорил, что приметы – это чушь. Однако же сам хмурился и ворчал, встретив женщину с пустым ведром.

– А может, Гензель прав и «святая шестерка» – ведьмы, – сказала Гретель. – Они заметили, что за ними кто-то увязался, и напустили на нас демона в облике старины Джека.

– Ты сама-то в это веришь? – Клара скептически вздернула бровь.

– И кстати, Гензель не говорил, что фрау из церковного комитета – настоящие ведьмы, – добавила Мари. – Он говорил, что они могут считать себя ведьмами. Дурные богатенькие бабы, которые от скуки с ума сходят.

– А вот сестра Агнес сказала бы, что не верить в колдовство – это страшная ересь, – уперлась Гретель. – Отрицая реальность колдовства, мы…

– …Отрицаем существование дьявола, – продолжила за нее Клара. – А значит, и Бога тоже. Гретель, с каких пор ты цитируешь сестру Агнес?

На кухню снова влетели Урсула и Керстин – две черные взъерошенные вороны. Схватив столовые приборы, они скрылись за дверью.

– На метлах было бы быстрее, да, Гретель? – оскалилась Клара.

– Ага, – поддакнула Мари. – А еще быстрее было бы призвать с того света старину Джека. Пусть бы он сам на стол накрывал!

– Если речь зашла о скорости, – Гретель кивнула на пару недочищенных тыкв, – давайте побыстрее со всем этим закончим, а?

Спустя пятнадцать – двадцать минут девочки наконец-то выпрямили спины и отложили ножи. Гретель с трудом могла разогнуть пальцы, хотя кровавых мозолей на этот раз удалось избежать.

– Закончили? – Урсула заглянула в чан с очищенными тыквами. Гретель подумала, что в этой работе имелся как минимум один плюс: если вдруг каша окажется несъедобной, достанется поварам, а не тем, кто чистил плоды. – Уберите очистки – и бегом накрывать на стол! Через сорок минут гости соберутся в трапезной!

Последний раз Гретель приходилось бывать в рефектории ровно год назад, на прошлый Праздник Урожая, но с тех пор здесь ничего не изменилось. Аскетичная обстановка – четыре длинных стола и приставленные к ним скамейки – разбавлялась красивой росписью стен и сводчатого потолка. На сей раз художник сумел избежать религиозной тематики, ограничившись растительными узорами и птицами.

Обычно в просторном помещении рефектория трапезничали служители церкви. Сегодня же его дверям предстояло распахнуться для чиновников, богачей, меценатов и крупных марбахских землевладельцев. Столы уже ломились от угощений, запахом мяса, жареных овощей, горячих пирогов, пива и шнапса был напрочь перебит аромат ладана, въевшийся в дерево и штукатурку. Тем временем на церковном дворе собирался народ – даже сквозь закрытые окна с двойными рамами слышался гул множества голосов. Еду и напитки простолюдины принесли с собой, но все ждали, когда начнут раздавать поминальную кашу. Пока что мужчины коротали время, разливая по стаканам домашнее вино и пиво, а женщины раскладывали на столах еду (само собой, это были не настоящие столы, как в рефектории, а длинные доски, водруженные на козлы для распиловки дров).

Зайдя в рефекторий с корзиной, полной свежих булочек, Гретель испытала странное чувство, отдаленно похожее на гордость. Дежурные проделали огромную работу, приготовив пир, достойный если не короля, то как минимум бургомистра. Конечно, скоро от этой красоты не останется и следа, но пока все выглядело просто идеально.

Гретель носилась из кухни в трапезную и обратно, то с горячим, прямо из духовки, пирогом, то со стопкой салатниц, то с охапкой дорогих мельхиоровых ложек. Она старалась не задумываться о том, что после обеда ей и остальным дежурным предстояло убрать и перемыть гору посуды. А потом еще и ехать с родными на кладбище. Выглянув на бегу в окно, Гретель увидела, что повара уже тащат огромный чан с кашей – первый из многих. Хулда и Леонор были тут как тут – можно подумать, без их руководства девочки не смогут разложить гостям поминальную кашу.

Наконец все блюда заняли свои места. Теперь дежурные могли немного расслабиться. Во время трапезы им предстояло быть на подхвате – убирать опустевшие тарелки, вытирать пролитое пиво и подливать гостям напитки. А пока девочкам разрешили пообедать на кухне. Уплетая тыквенную кашу, Гретель, Клара и Мари говорили о чем угодно – погоде, готовке, общих знакомых, но ведьм и старины Джека в разговоре не касались. Гретель уяснила позицию сестер Шепард и не хотела нарываться на шуточки.

«Клара и Мари мне, конечно, подруги, – думала Гретель, выслушивая сплетню о знакомой девочке, сбежавшей с труппой бродячих артистов. – Но очень уж любят попусту трепаться. Не успеешь опомниться, а тебя уже считают дурочкой, которой всюду мерещится старина Джек».

Едва девочки отставили тарелки в сторону, как на кухню вбежала Керстин.

– Служба закончилась! Вы трое, – она указала на Гретель, Клару и Мари, – поможете мне в трапезной! Остальные моют кухню и раскладывают по блюдам все, что еще не разложено. За работу!

Рефекторий заполнился людьми, на скамейках не осталось свободного места. За кафедрой стояла Фелиция Руппель, на пюпитре перед ней лежали открытые «Проповеди о мирянах». Праздничный обед, как и всегда, сопровождался чтением душеспасительных книг, и на сей раз в качестве чтеца выступала жена бургомистра. Во главе одного из четырех столов сидел преподобный Дельбрук – он ласково кивнул Фелиции, показывая, что можно начинать.

– Братья и сестры! – пробасила фрау Руппель, и все взгляды обратились к ней. – Мы рады, что уже который год наша церковь собирает всех желающих на торжественную трапезу, посвященную Празднику Урожая! Небеса были, как всегда, милостивы, а святые покровители Марбаха весь год помогали нам в трудах и заботах. Результат мы видим прямо перед собой – изобилие выращенных плодов! Это благословение, которое…

Гретель потеряла интерес к речи где-то между «братья и сестры» и «святые покровители Марбаха». В разные годы вступительное слово произносили разные люди – то фрау из «святой шестерки», то глава торговой гильдии, то сам преподобный Дельбрук. Но смысл речи нисколько не менялся: «Благодарим Небеса за хороший урожай, и пусть в следующем году