что за Бориской остались? — зычным голосом уточнила женщина и в квартире мигом смолкли разговоры.

В другом окне появилась пара голов, которые тотчас скрылись из виду.

— Что вы, матушка, — возразил Фома. — Как можно так подумать…

— А чего думать, раз такие разряженные франты являются на ночь глядя? Ждать хорошего от таких вот гостей не приходиться.

В этот момент из подъезда показалась несколько широкоплечих парней в светлых рубашках, которые им были маловаты. Не удивлюсь, что местные жители покупали костюмы только к выпускному или к свадьбе. И надевают их к каждому подходящему событию, к которому можно было отнести и поминки. А скорее всего, в этих самых костюмах их и похоронят.

— Эти чо ли за долгом пришли? — заревел первый парень, который скатился со ступеней порога.

Я понял, что слушать нас никто не собирался, и уже потянулся к тотемам. Но тут неожиданно вперед прыгнул Фома. И я только диву дался, с какой скоростью двигался неповоротливый увалень. Слуга схватил парня за плечо и резким рывком перекинул его через бедро. Потом вывернул ему руку и до хруста потянул вверх.

— Стоять! — рявкнул до того спокойный помощник и хмельная компания замерла. — Ежели кто попробует напасть, я сперва его поломаю, а потом и вам всем глотки повыдергаю. А тем, кому не успею, барин вырвет ноги. Силой. Он когда в раж входит становиться диким. Никого не пощадит.

Баба в окне охнула и запричитала:

— Убивают! Люди добрыя! Помо…

— Заткнись, — сурово потребовал Фома и выгнул руку своего пленника сильнее.

Тот взвыл, и баба замолчала на полуслове, словно кто-то выключил громкость.

— Мы не за долгами пришли, — спокойно произнес я и вызвал тотемы, которые остались невидимыми для публики.

Однако их почуяли животные и несколько собак поблизости отчаянно заскулили. А мимо пронесся толстый кот, волоча за собой поводок. За ним лосем сквозь кусты прорвалась тетка и даже не обратила внимание на раскинувшуюся перед подъездом картину.

— Мурзик, вернись! — густым басом орала она.

— Я б не вернулся, — мужик на лавке внезапно открыл глаза.

Он сел, недовольно фыркнул и вырвал из ладони мальчонки телефон и тотчас сунул его в карман. Мужчина обвел пространство проясняющимся после сна глазами.

— Бать, они пришли за долгом Бориски, — плаксиво сообщил проснувшемуся здоровяк с лицом, покрытым оспинами.

— Да не за этим мы явились, — уже с раздражением произнес я. — Нам Борис ничего не должен. Мы пришли помочь с погребением. И оплатить расходы.

— Дак это с работы, — взвизгнула тетка и тотчас заорала на собравшихся на крыльце, — вы чего удумали? Зачем людей кинулись гробить? Ась?

— Тетя Клава, мы ж не…

— А ну! Пошли отседава, дурачье пьяное! — продолжала орать тетка, будто позабыв, что именно она вызвала сюда эту толпу.

— Хорошая сигнализация, — проворчал Фома, выпуская парня из захвата. — Жаль, что нам такая не по карману.

— Почему? — уточнил я негромко.

— Не прокормим, — буркнул помощник и поправил полы пиджака.

Очнувшийся после сна меж тем, встал на ноги, и попытался отвесить мальчонке обидный пендель. Но тот оказался вертким и сбежал.

— Простите господа дорогие, что встрели вас неподобающе. С энтими бабами всегда проблемы… — мужчина сурово взглянул на окно, в котором вела дозор тетка Клава.

— А я чо? — невозмутимо отозвалась она. — Кто ж знал…

— Цыц. Не видишь чтоль, что ко мне люди пришли поговорить о сынке моем непутевом.

— Вы отец Бориса, Тарас? Приношу свои соболезнования… — начал я.

— Да все мы знали, что Борька плохо кончит, — прервал меня мужчина. — Непутевым он был и завсегда искал, где поживиться. Пока остальные братья на заводе трудились, Борька то в карты играл, то таскал, что плохо лежит.

— Непутевый, — вторила Тарасу женщина со второго этажа.

— Иди отсель, пока не поднялся и тапком по морде не надавал, — хрипло выкрикнул ей Тарас.

— Допрыгни сначала, — флегматично отозвалась Клава и добавила вполголоса, — я тебе коленки-то в обратную сторону выверну, ежели получится.

— Так что я не шибко удивился, когда Борьку то угробили, — продолжил старший Левин.

— Вы заказали кремацию, — мягко напомнил я. — И вышла она у вас дорогой.

— Да? — мужик рассеянно почесал затылок. — Можа и так. Я не знаю.

— Как так?

— Да просто, господин хороший, — мужик икнул и ткнул себя кулаком в грудь. — Пришел к нам с Клавкой хлыщ. Сказал, что со службы евойной.

— Как его имя?

— Не представился, — сообщила трезвая Клава. — И выглядел он подозрительно.

— Тьфу на тебя, — сплюнул Тарас.

— И в чем именно? — спокойно спросил я

— Серый он какой-то, неприметный и вроде как простой, а сам все спиной стену мерил и не позволял никому за спину эту самую зайти. Его внучок наш хотел обойти, так мужик ентот аж взвился.

— Дура-баба, — презрительно скривился Тарас. — Просто хлыщ не привык к трудовому народу и смущался.

— Дело говорю, — тетка насупилась. — Не понравился он мне.

— Но деньги ты у него взять не постеснялась, — выпалил Левин старший и поджал губы.

— Какие деньги? — осведомился я.

— Да там энтих денег было то всего ничего, — затараторила Клава, едва не вываливаясь из окна. — Дал он нам десять рублев, чтобы хоть какие поминки справили. Сунул бумажку для подписи, чтобы сожгли тело. Но пообещал, что после кремации привезет пепел в урне и даст еще немного деньжат.

— Привез? — коротко уточнил я.

— Нет, — хмуро отозвался Тарас. — Мы позвонили в жигальню ту, где мертвых огнем палят. А там сказали, что пепел высыпали уже. И никто его вести к нам не собирался.

— И чо бы ты с ним делал? — взвилась Клава, очевидно, не в первый раз обсуждая эту тему.

— Нельзя так, — зло процедил работяга. — Чтобы в сортир высыпали останки. Надо по-человечьи.

— Никто там не выкидывает прах в отхожее место, — внезапно подал голос Фома. — Было распоряжение, чтобы коробку ту отвезли на залив.

— Точно? — оживился Тарас и в глазах его мелькнула влага.

— Потому мы и приехали, — поддержал я легенду Фомы. — Прах Бориса развеяли над водой вместе с другими членами профсоюза.

— Так вы из профсоюза, — охнул мужчина и принялся поправлять воротник рубахи. — Клавка, неси водки…

— Простите, добрые люди. Но нам надо еще вернуться в офис. Мы к вам последним заехали и привезли выплату по смерти, — строго произнес я.

— А я говорил, что Борька за голову взялся, — всхлипнул Тарас. — И профвзносы платить начал.

Я вынул из кармана портмоне и отсчитал сотню, которую вручил растроганному Левину.

— Так много? — поразился он.

Внезапно рядом оказалась Клава и сгребла деньги, чтобы тотчас сунуть в декольте.

— Но…

— Ступай в дом, Тарасушка. А я гостей провожу и бумаги подпишу, — ласково велела она.

Как только мужчина вошел в подъезд, женщина повернулась к нам и коротко поклонилась.

— Спасибо, что соврали, господа. Тарас у меня наивный и не смекнул, что к чему. Но я все поняла.

— Простите, что так вышло, — я развел руками. — Но деньги возвращать не надо.

— Спасибо, господин, — женщина утерла глаза пухлой ладонью. — Борька был глупый, но смерти не заслужил. И энтот мужик, что заходил, оставил расписку.

— Она у вас? — тотчас оживился я.

— Он хотел ее забрать. Но я не отдала, — женщина вынула сложенную бумажку из передника и протянула мне. — А еще он пуговицу потерял. И знаете, что странно…

— Что? — я напрягся.

— Костюм у него был серый. И пуговица стало быть серая. Но на полу оказалась черная.

— Может это другая пуговица.

— Господин, у нас отродясь таких в доме не бывало.

Клава протянула мне кругляшок с агатом,.

— Заберите. И кем бы вы не были, господа, дай вам небушко долгих годков и радостей. За то, что старика моего успокоили.

С этими словами женщина развернулась и ушла. Мы молча направились в сторону машины. Каждый думал о своем. Уже сев в автомобиль, Фома сказал: - Хорошо вы поступили, вашество. Что деньги энти отдали и соврали про Бориса. - Нельзя людей обижать, — пробормотал я негромко. - Кто ж спорит, — протянул парень и вдавил педаль газа в пол.

* * *

Вечера пятницы в районе морского пароходства не отличались разнообразием. После тяжёлого трудового дня рабочие обычно гуляли. Лавки переходили на круглосуточное обслуживание клиентов, а дешёвая водка разлеталась ящиками. И когда солнце скрывалось за гладью залива, в районе уже начинались попойки и дебоши. С недавнего времени эта территория контролировалась патрулями «Сынов», которые пресекали беспорядки.

У ворот порта уже дежурил усиленный наряд дружины. Десяток бойцов с хмурыми, злыми лицами, стояли у створок, пристально осматривая прилегающую местность, и готовые в любую минуту выставить тотемы. Лихих