Томас еще и еще раз был тронут отцовским великодушием, да и вообще позитивной реакцией родителей.

Юлия сказала, что тогда они, возможно, смогут навестить сына во время осеннего отпуска. Мексика давно была ее вожделенной мечтой, и даже было странным, что она там до сих пор не побывала. Она лишь однажды посетила юг Латинской Америки, была в Боливии, Перу и Эквадоре, но Мексика оставалась на очереди, ведь оттуда были ее любимые испаноязычные авторы, Хулио Кортасар, Октавио Пас и Хуан Рулфо, и дом Фриды Кало ей хотелось бы увидеть, не говоря уже о фресках ее мужа Диего Риверы, прежде всего тех, которые находятся в Паласио Насионал, они должны быть особенно грандиозны.

Томас был удивлен познаниями матери о Мексике. Его представления были по сравнению с этим более чем скромными, особенно в том, что касалось культуры. Но самое главное, он был в восторге от самой возможности взойти на Попокатепетль.

– И пока твоя мать будет бегать по очагам культуры, мы с тобой вдвоем отправимся на штурм Попокатепетля, – сказал Мануэль, как будто прочитав мысли сына, – я думаю, восхождение не будет таким трудным, тогда это будет мой первый пятитысячник и, возможно, последний.

– А что говорит Анна в связи с твоим отъездом на целых полгода? – спросила Томаса мать.

– Да, ну… Она еще об этом не знает.

Письмо из Мексики пришло сегодня по электронной почте только во второй половине дня, и Томас не хотел говорить об этом с девушкой по телефону, отложив новость на завтра, когда они встретятся.

Юлия сказала, что это может только укрепить дружбу, ведь она тоже вскоре после того, как они с Мануэлем полюбили друг друга, уехала на весь семестр в Саламанку.

Но ведь Томас уже вчера предупредил, что хочет приехать на ужин, удивился отец, и при этом с сообщением, что есть новость, которую следует обсудить. Что же это за новость?

Это новость, из которой следует, что ему самому еще придется решать, должен ли он вообще взяться за эту практику в Мексике, сообщил Томас.

– Как так? – спросил Мануэль. – Тебе предложили профессуру?

Он рассмеялся над собственной шуткой и отпил глоток «Риохи».

– Нет, – сказал Томас. – Анна беременна. Мануэль резко поставил свой бокал и закашлялся. Он поперхнулся и никак не мог прийти в себя, Юлии даже пришлось встать и похлопать мужа по спине.

– Вот это действительно новость, – сказал Мануэль охрипшим голосом, как только снова смог восстановить дыхание.

– Прекрасная новость, – улыбнулась Юлия, – конечно, прекрасная новость, немного рановато для вас обоих, но я рада этому. Вы очень хорошая пара.

Мануэль поднес салфетку ко рту и снова закашлялся, затем он осторожно спросил:

– Но Анна… разве она собирается выносить ребенка?

– Конечно, – сказал Томас, – она хочет этого.

– А ее учеба? Она же еще только на полпути.

– Она считает, что это возможно.

– Она тебя обманула? – спросил Мануэль, и это прозвучало жестко.

Томас покраснел:

– Нет, я… у меня кончились презервативы, и был как раз конец ее периода, так что это казалось полностью невероятным.

Он еще никогда не говорил с родителями о таком интимном, раньше они всегда подобного избегали.

– Но это же глупо, – сказал Мануэль, – ты едешь в Мексику и возвращаешься как раз к рождению ребенка, или как?

– Я еще не знаю сам, – признался Томас, – это произошло так неожиданно.

Это абсолютно исключено, сказал ему отец, он не должен питать никаких иллюзий, и женщина, с которой он знаком такое короткое время, не может стать женщиной всей его жизни, кем она, очевидно, очень хочет стать благодаря этому ребенку. Анна может так устраивать свою карьеру, это ее личное дело, но то, что это осложнит карьеру Томаса, это факт.

Это вовсе не осложняет его карьеру, возразил Томас, Анна, без сомнения, не зависит от того, будет он заниматься этим или другим проектом, и аборт – это не какой-то пустяк, здесь должна решать сама Анна.

Аборт вообще не проблема, тем более при таком сроке, парировал Мануэль, он даст ей адрес своего коллеги, который делает это безупречно, и одновременно сообщит, у кого она может получить справку, что это ей сделать необходимо.

– Зачем такая поспешность? – спросила Юлия. – Внук, ты знаешь, это же так прекрасно? – И затем, обратившись к сыну, продолжила: – Я буду, во всяком случае, поддерживать тебя и Анну, насколько хватит сил.

Ее глаза сияли при этих словах.

Мануэль отрешенно смотрел на свою салфетку.

«Это мне?»

Это было неожиданностью для Мириам. Анна придвинула к ней коробку, едва они присели на ступеньки набережной Лиммата.

Это было воскресенье после последней постановки пьесы «Леонс и Лена», и после полудня множество молодых людей, расположившись здесь, загорали, обнимались, курили или слушали музыку, сопровождая ее легкими движениями рук и ног или всего корпуса. Несколько поодаль сидел темнокожий в разноцветной шерстяной шапке и невероятно виртуозно постукивал пальцами по крошечному барабану. Было настолько тепло, что некоторые мужчины обнажились до пояса, а некоторые дамы – до своих бикини-лифчиков. Возле лодочной станции слышался плеск педалей водных велосипедов, и со стороны озера время от времени раздавались гудки пароходов.

Анна во время последнего праздника вчера вечером спросила Мириам, не могут ли они встретиться здесь сегодня.

Мириам открыла коробку, перевязанную красной лентой с золотой каемкой, и была восхищена. Там лежал рядом с прозрачным кульком шоколадных трюфелей маленький мягкий белый медвежонок.

– Как мило! – воскликнула Мириам. – Спасибо, Анна! – Она поцеловала подругу. – И трюфели, мои любимые!

Мириам открыла кулек, протянула его Анне, та вынула одну конфету, потом сама взяла себе одну.

– И чем я это заслужила? – спросила она, пока шоколадный шарик таял у нее во рту.

– Твоя инсценировка была очень важной для меня. Это была моя первая большая роль.

– Ты ее исполнила отлично, Анна, и, я думаю, у тебя большое будущее!

– Это будет моей последней ролью.

Мириам вздрогнула. Как это, что это, почему это, хотела бы она знать.

Она ясно поняла, ответила Анна, что она никакая не актриса.

Но нет, она, несомненно, актриса, уверяла подругу Мирам.

Нет, нет, твердила Анна, она поняла это на первой же репетиции, когда расплакалась из-за этой песенки. Она все это воспринимала слишком близко к сердцу. Ей не удалось соблюсти дистанции с ролью, которую ей пришлось исполнять. У нее нет ничего, кроме фигуры, на большее она не способна. И это ее убивает.

Но это придет со временем, это все рутинное дело, пыталась утешить ее Мириам.