Уаиллар снова задумался над тем, какая во всём этом была ирония. Многокожие отдавали почести, мало того, что малолетнему уолле, не имевшему признанных заслуг великого воина — он убил то ли одного, то ли двух круглоухих, и то не в поединке на благородном оружии, а при помощи громотруб (хотя сейчас Уаиллар, попробовав и примерив на себя, склонен был признать громотрубу достойным оружием для воина); он получил увечье, которое вообще делало его непригодным для сражений и походов чести! У аиллуэ ему подарили бы быструю и почётную смерть, и пожалели бы, что столь молодой и, возможно, многообещающий воин должен уйти так рано, и (женщины) оплакали бы — но жалели бы не его, а клан, лишившийся ещё одной пары вооружённых рук.

Наблюдая за многокожими на приёме у Императора и сравнивая то, что он улавливал из их слов, с тем, что он видел в их лицах и их позах, Уаиллар забавлялся. У аиллуэ ничего подобного было бы невозможно: любой воин и любая женщина хорошо читали то, что показывают движения, положения тела и конечностей, выражение лиц. И того, кто стал бы говорить противоречащее языку лица и тела, подняли бы насмех или — в иных случах — на копья. А у многокожих подобные расхождения, видимо, были в порядке вещей: Уаиллар видел их постоянно.

И сейчас он видел у высокого многокожего, пришедшего со своими самками, опаску по отношению к Старому, сомнения в уолле-вожде и пренебрежение ко всем остальным, не исключая Молодого (так Уаиллар решил звать воина, который держался возле Старого и которому Старый уделял больше внимания, чем остальным: на самом деле альв имел в виду слово «вождь» при прилагательном, означающем возраст обоих. Ну не уолле же вождём считать, в самом деле!).

Забавнее всего было наблюдать за самками. От младшей не исходило ничего, кроме любопытства, неуверенности и восхищения. Средняя вела себя обычно: как самка, готовая родить, но ещё не выбравшая, от кого. В клане за такой бы в первую очередь охотились аиллуо из других кланов: как лаллуа она была бы выгоднее всего. Внимание и хорошее обращение, и она — аиллуа на всю жизнь, с хорошими, здоровыми детьми. Было заметно, что эту самку сильнее всех интересует уолле-вождь — и неудивительно, женщина всегда интересуется тем, кто занимает более высокое положение, детям ведь нужен отец, который может дать им как можно больше…

Старшая же самка также проявила к уолле-вождю внимание, но было оно неискренним. Как самец, он её, естественно, не интересовал. Она притворялась, что малолетний калека-воин вызывает у неё сочувствие и желание помочь, как будто он — её сын. Она потянулась поправить его ложе, она говорила какие-то слова (понимаемые Уаилларом через три на четвёртое), изображая заботу матери о страдающем ребенке, она что-то спрашивала участливым тоном… Уаиллар так и не понял, чего она на самом деле хочет.

Было заметно, что её поведение уолле-вождю не понравилось. Оно выбивало его из роли вождя, подчёркивая, что он всё-таки уолле, ребенок, зависящий от взрослых.

Уаиллару много раз объяснили, что уолле-вождь правит по тому праву, что его отец был Великим Вождём. Для воина аиллуэ это было совершенно непонятно. Тем более, что он хорошо видел, что вождь-уолле ничем и никем в реальности не правит.

На самом деле настоящим Великим Вождём среди всех многокожих, которых Уаиллар успел узнать, был Старый. К нему обращались, когда нужно было принять действительно важное решение: когда и где встать лагерем на ночь; кому когда стеречь, пока остальные спят; куда и когда идти… А в аиллоу многокожих, не успели они войти в него и встретить местных, которые собрались на площади — Старый, не сказав ни слова, убил двоих, от которых исходила, как видел Уаиллар, явная опасность, а потом произнёс Слово Увещания, сделавшее остальных покорными — то, что не позволено ни воину, ни военному вождю, никому, кроме Великого Вождя.

Все, без исключения все, включая уолле-«вождя», когда нужно было решить что-то серьёзное, приходили к Старому и спрашивали его. Он же выслушивал, задавал вопросы, подсказывал — или просто говорил, что надо делать. И многокожие делали либо то, что он велел, либо то, на что он наталкивал их своими словами. Уаиллар не знал язык многокожих в совершенстве, понимал небольшую часть их слов, но уже очень хорошо понимал их интонации, а ещё лучше — язык поз и жестов, и выражения лиц. И это говорило больше и вернее, чем — как считал воин аиллуо — слова и речи.

Наконец, церемония закончилась. Уаиллар так и не узнал, зачем их с Аолли позвали в ней участвовать: к ним никто так и не обратился. Ему было невдомёк, что гильдмайстер Ронде был слишком занят своими мыслями и привлечением внимания Императора, чтобы пришлось отвлекать его на экзотику, как планировал Дорант, когда уговаривал Его Величество присовокупить альвов к своей свите.

5

Уаиллар снова усмехнулся внутри себя, подойдя на следующее утро к Старому за решением своей проблемы. А задача была совсем простая, и в то же время — очень сложная. Уаиллару надо было принести Аолли травы и листья, которые были ей нужны в её положении и на её сроке. Иначе ребенку могло быть плохо.

И все эти листья и травы, а также корни, росли в Альвиане, за озером. На опушке, на полянах, в купах кустов, на тонких побегах высоких деревьев.

Уаиллар знал большую часть из них — как и любой воин в клане. Чего не знал — Аолли объяснила.

Нигде вблизи аиллоу многокожих найти почти всё из этого не было возможности.

Так что надо было отправляться в дальний поход, для чего требовалось следующее.

Во-первых, получить разрешение от многокожих (ну не надо лицемерия: от Старого. Другие просто выполнили бы его распоряжение).

Во-вторых, надо было где-то взять оружие. У Уаиллара остались пять из шести его ножей-аи, но уже не было копья аллэ. Вырастить своё, по-настоящему надёжное аллэ из побега уаралы — требует двух лет, когда воин ходит к этому побегу и уговаривает его. На крайний случай — нужен год. Но никак не меньше. То убожество, которое Уаиллар соорудил на скорую руку перед уходом на поиски Аолли, не в счёт, оно в конце концов позорно сломалось.

О чём тут вообще говорить, если аж до самого северного берега озера нет ни одного куста уаралы?

Меч, который дал Уаиллару Старый, был не хуже аллэ. (Честно? Даже лучше во многом.)

Но нужно было разрешение взять его с собой. Уаиллар не был уверен, что этот меч — его собственность. Это пока не обсуждалось.

На его удивление, Старый понял проблему очень быстро, и очень быстро принял решение: он отпустил Уаиллара, объяснив ему на очень грубом, но вполне понятном альвийском, что может дать не больше десяти дней (два раза по руке, что было весьма наглядно продемонстрировано на пальцах самого Старого), а потом Старый и все остальные могут уйти на юго-восток (что было также наглядно продемонстрировано указанием рукой). Меч можно забрать с собой, и вообще, пусть Уаиллар больше не спрашивает — это его меч. Если что-то нужно ещё, то есть ‘Аллэ, а если ‘Аллэ чего-то не поймёт, то надо спрашивать калечного круглоухого воина, которого Старый назвал Асарау — слово, почти доступное для произнесения. Впрочем, Уаиллар хорошо понимал, о ком идёт речь: именно воин-калека первым заговорил с альвами на их языке.