– Вот! – и, уже еле сдерживая смех, договорил: – Большая Сеть!

– Что… как… КО-ОТ! Ты издеваешься?! – дошло наконец до прижимавшейся ко мне и тихо млевшей блонды, и я, не дожидаясь продолжения, сорвался с места. Хорошего понемножку! Догонит – побьет, а мне еще завтра на выставку идти вместе с Ринной и Иттой. Дамы не поймут, если я буду подсвечивать наш путь фонарем под глазом. – Кот! Я тебя убью‑у‑у!

Не сегодня, мелкая… Я перемахнул через забор и помчался к воротам, отделяющим Сейну от остального города. Ветер бьет в лицо, низкое закатное солнце льет на землю алый свет, а над городом плывет аромат отцветающей осенней пайлы… хо-ро-шо…

Я свернул в парк и, сбавив ход, размеренно побежал по узкой, петляющей меж деревьев дорожке. М‑да, а ведь давненько я не говорил так много, как сегодня. С другой стороны, неплохо расслабился и отогнал тоску по той жизни. Бывает, накатывает на меня такое, и, честно говоря, если бы не Имми, одному богу известно, как бы я справлялся с этими приступами. Так что спасибо ей.

Сворачиваю в тень раскидистой пайлы, и в глазах темнеет. Привычно, но неожиданно. Как-то поотвык я от таких резких переходов, м‑да… Цвета чуть бледнеют, перспектива искажается, а сил будто становится втрое больше, и я, взвившись над землей, цепляюсь за ветку. Подо мной кружатся осыпающиеся лепестки мелких багровых цветов, покрывающих пайлу. Прыжок, еще один… Темной тенью мчусь по переплетениям ветвей, с кроны на крону, нос наполняют миллиарды ароматов, уши ловят тысячи и тысячи новых звуков, а тело обволакивают потоки силы. Всплеск!

Застываю на месте. Глаза шарят по далекой земле, а в нос бьет запах чуть застоявшейся воды. Большой пруд? Точно… А вот и то, что меня так напрягло. У меня что, судьба такая – спасать девчонок от насильников?!

Возвращение происходит чуть тяжеловато, но здесь ничего странного. Поддернув вытертые джинсы, я выхожу из‑за ствола пайлы и, стряхнув с шевелюры застрявшие там темно-красные лепестки, улыбаюсь. Вежливо.

– А что это вы тут делаете? – У самого среза воды стоит девчонка… знакомый запах… Тьфу ты! Это же Юста-староста. И трое придурков держат ее путами воли! Одежда не из дешевых, чистые руки и шеи – явно не из Бокко ребятки. А вот платье моей одноклассницы в беспорядке. Хм… Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что именно они тут делают. Точнее, собираются. Борзый молодняк развлекается.

– Ты еще кто? – Один из молодчиков отмер и уставился на меня с угрозой во взгляде. Ну да, по сравнению с ним я, наверное, выгляжу хлюпиком.

– Ко-от, – тихо говорит Юста, а я стараюсь не смотреть ей в глаза. Сорвусь – кто меня потом от тюрьмы отмажет? Рона? Сомневаюсь. Убийц никто не любит, а уж если трупов больше одного – и подавно.

– Кот, значит? – Второй окидывает меня взглядом и, презрительно хмыкнув, кивает дружкам. – Разбе…

Понял, стандартного наезда не будет. Ну и ладненько. Мне же проще. Бью в четверть силы. Хрипы и тихий вой валяющихся на земле тварей. Окинув взглядом молодых дебилов, подвожу итог: пара переломов и выбитое колено. Не страшно. Вот… теперь можно и на Юсту взглянуть… а в платье она еще красивее, чем в брючном костюме, кстати говоря. Хм, никогда не видел ее в таком наряде. Хотя привести его в порядок не мешает.

Чувствуя, как путаются мысли и скачут эмоции от недавнего и несвоевременного перехода, морщусь.

– Кот… Ко-от! – доносится до меня сквозь пелену голос Юсты. – С тобой все в порядке?

– Да. Вполне, – нахожу в себе силы кивнуть и чуть нервно улыбнуться. Губы не разжимаются, но оно и к лучшему… пока. – Давай я провожу тебя домой, хотя…

Окидываю взглядом потрепанный вид девушки и качаю головой.

– Нет, сначала заглянем ко мне. Я тебя напою чаем, ты успокоишься, а потом уже я тебя провожу до дома. Идет?

С облегчением чувствую, как накатившая слабость уходит прочь и прочищаются мозги. Фух… Наконец-то! Но как же все не вовремя-то, а! Тряхнув головой, смотрю на Юсту. Та нервно поправляет порванный ворот платья и резко кивает. С одеждой тоже что-то придется решать, но это потом. Обхватываю дрожащую девушку за плечи, и в спину летит сдавленный голос одного из уродов. Кажется, того, что пытался натравить на меня своих подельников.

– Я тебя… найду, с‑сука, кровью умоешься.

Услышав эти слова, замираю на месте. Ободряюще погладив Юсту по плечу, завожу ее за дерево и, прислонив спиной к шершавому стволу пайлы, аккуратно, тыльной стороной руки вытираю слезы, катящиеся по ее лицу.

– Подожди минутку. Только не смотри туда, ладно? И ушки заткни, – шепчу, и староста, вздрогнув, послушно замирает на месте, с силой закрыв ладошами уши, и даже зажмуривает глаза. Как же они ее напугали… НЕНАВИЖУ!

Возвращаюсь к уже сидящему на земле и сверлящему меня злым взглядом уроду.

– Не люблю чистеньких… – хруст ломаемой руки… – борзых… – еще один хруст под истошный вой урода… – шалых от безнаказанности… – хруст и новый крик… – обеспеченных маменькиных сынков… – хруст… и рыдание. Останавливаюсь и, поднявшись на ноги, улыбаюсь, на этот раз даже не стараясь скрыть клыков. – Захочешь повторения – найдешь. В Бокко Кота все знают. Только ты до этого не шали, ладно? А то я найду тебя первым и наша игра закончится слишком быстро…

Тварь смотрит с ужасом и болью. Я думаю, четыре открытых перелома… и это не считая выбитого колена. Одаряю ублюдка еще одной улыбкой и, подняв валяющийся рядом телефон, вызываю «скорую». Быстро проговорив необходимые сведения, отключаюсь и, очистив навороченную трубу силой воли, бросаю ее наземь.

– Не люблю, когда мои игрушки быстро ломаются. Плохие игрушки проще выкинуть. – Хватаю тварь за волосы и тяну на себя так, что наши глаза оказываются на одном уровне. – Ты же будешь хорошей игрушкой, правда?

Даже если бы у него не были переломаны руки, он не смог бы сопротивляться. В глазах муть от боли, в эмоциях страх, а в воздухе запах мочи. Сломался… Резко отпускаю его, и урод с коротким криком падает наземь, теряя сознание. Черт с ним. Дальше работа врачей. А мне еще надо девушку в порядок привести.

Подхожу к застывшей за деревом Юсте и аккуратно касаюсь ее руки. Не вздрогнула – уже хорошо! Отнимаю ее ладошки от ушей, девушка открывает глаза, и на меня накатывает ее облегчение. Вновь обнимаю Юсту за плечи и увожу в глубь парка. Здесь найдется безлюдная тропинка, что доведет нас почти до самого дома.

Юста сидела у меня на кухне, закутанная в мой же халат, слишком большой для нее, и, обняв ладошками мою любимую кружку, медленно тянула горячий чай. Учитывая влажные после ванны волосы, больше всего она сейчас походила на мокрого взъерошенного воробья, такого нахохлившегося воробышка.

Предлагать ей надеть платье я не стал. Найденная мною на полу ванной истерзанная тряпка уже не заслуживала своего названия. Думаю, не ошибусь, если предположу, что, оказавшись в моей душевой, Юста не просто сорвала с себя платье, но и изрядно потопталась по нему ногами. Хм, если предположить, что она впервые за долгое время нарядилась подобным образом и тут же попалась тем тварям… могу ее понять.