меня в тайне? Хотя вряд ли. Но как мне найти подход к Роберту? Что делать?

– Просто будь собой. Не нужно ничего искать.

– Для того чтобы быть собой, мне как раз придется сначала себя найти, – с горечью возразила Джинни.

– В каком смысле?

– Я не знаю, кто я.

– Мне казалось, ты назвала себя художницей. Вот и будь ею.

Еще пару минут они шли в молчании.

– Венди, – сказала наконец Джинни, – а если кого-то взяли в семью из детского дома, не сказали об этом, но человек сам догадался… Он может как-то узнать точно?

– Такие вопросы мне обычно не задают, – Венди остановилась, опершись на ворота. – Обычно говорят так: «Я знаю, что меня взяли из детского дома, могу ли я отыскать родную мать?»

– И что, они могут?

– Да, после восемнадцати лет. Но в твоем случае… Почему ты думаешь, что тебя удочерили?

– Понимаете… После всех этих новостей… Сейчас я постоянно узнаю что-то о себе, чего никогда раньше не слышала. Поневоле задумаешься. Есть какие-то моменты, которые никак не желают укладываться в моей голове, воспоминания из детства. Я спрашивала папу, но он не знает, откуда они взялись. Или делает вид, будто не знает. Например, я помню трейлер, в котором какое-то время жила: он стоял на окраине леса, там постоянно шел дождь, и папы рядом не было. Мне всегда казалось, что был, но теперь, разобравшись, я понимаю, что оказалась там без него. Со мной в трейлере жила еще одна маленькая девочка, а еще женщина, которая за нами присматривала. У нее были рыжие волосы, она постоянно курила. И пила джин. Именно благодаря запаху джина я все это и вспомнила: почувствовала его недавно в ресторане, и эти образу ожили в моей памяти. Папе он не нравится, поэтому мы не держим джин дома, и этот запах я не слышала уже много лет. А тут почувствовала его – и все воспоминания вернулись. И дело не только в этом…

Джинни рассказала Венди и о том, как жила у дедушки с бабушкой, о тех полных грусти странных днях, будто взявшихся ниоткуда.

– И тут я задумалась: а где был папа? У меня есть целый ворох воспоминаний, в которых его нет; они все очень разрозненные, но он появляется позже и как бы соединяет отрывки того, что я помню. И вот я уже начинаю понимать, где я, и все кажется связным и логичным. Но в моих ранних воспоминаниях его нет.

Осторожно покосившись на Венди, Джинни заметила: та внимательно ее слушает. И решила продолжать.

– Однажды мне рассказали про папу кое-что, о чем я никогда его не спрошу. Один человек утверждает, будто он сидел в тюрьме, только никому не ясно, за что, – Джинни пожала плечами.

– Если это правда, понятно, почему в твоих ранних воспоминаниях его нет, – ответила Венди. – Но это не обязательно значит, что тебя удочерили. И тебе придется его спросить.

– Я не смогу. Но давайте предположим, что меня все-таки удочерили. Это ведь можно узнать наверняка?

– Есть реестр усыновлений, куда можно написать и проверить, нет ли там твоего имени, – в голосе Венди звучало сомнение. – Или можно запросить твое свидетельство о рождении. Но и то, и другое затратно по времени и деньгам. К тому же, если ты родилась за границей, тебе могли и не выдать свидетельство о рождении, а еще ты могла родиться под другим именем… К тому же, я не уверена, насколько тебе поможет реестр. Мне не приходилось сталкиваться ни с чем подобным.

– Вы скажете мне адрес?

– Не сейчас. Я его не помню. Пришлю позже. Как звали твою мать?

– Батист. Аннель Батист.

– Тебя могли просто записать под ее именем.

– То есть, моя настоящая фамилия не Говард?

– Зависит от документов. Ты помнишь еще что-то про тот трейлер?

Джинни прикрыла глаза, пытаясь поймать ускользающие воспоминания и образы, метавшиеся в ее мозгу, как рыбки в пруду.

– Та женщина была католичкой. Я помню распятие на стене. И ее звали… Мэв? Не знаю, как это пишется. Маленькую девочку звали Доун. О, и в том лесу кого-то убили.

Джинни открыла глаза и столкнулась с внимательным взглядом Венди.

– Я помню, как кто-то рассказывал об этом. За трейлером был лес, такой холодный и пропитавшийся дождем, и в этом лесу кого-то убили. Нам было очень страшно… наверное. Думаю, это все. Больше я ничего не помню.

– Ты, наверное, была очень маленькой.

– В этом и проблема: я была слишком маленькой, чтобы как следует все запомнить. Как-то так, – она снова пожала плечами.

– Мне нужно возвращаться, – сказала Венди. – Я пришлю тебе адрес.

– Могу я задать вам еще один вопрос? Личный?

Венди взглянула на нее с удивлением, но кивнула.

– Почему вы носите костюмы? В них же, наверное, ужасно жарко. И в другой одежде вы бы выглядели лучше. Более естественно.

– Если не носишь костюм, все вокруг считают, что ты и не работаешь толком. Люди платят деньги и хотят видеть результат.

– Ни за что никогда не надену костюм.

– К этому привыкаешь. Ко всему привыкаешь. Даже к тому, что у тебя теперь есть брат.

– Уж конечно, – скорчила гримасу Джинни.

9

Барбекю

Как-то раз Джинни и ее папа сели в машину, долго-долго ехали, заехали на корабль, а потом спустились с него и оказались в другой стране, где даже у шоколада был другой вкус.

И они продолжали ехать, пока не наступил вечер, уже близилась ночь, но вокруг не было ни одного дома, в котором можно было бы переночевать, ни одной кровати, чтобы лечь на нее, никакой еды на ужин. Джинни решила, что им придется спать в полях.

А потом папа остановился, открыл багажник и достал оттуда палатку. Еще в багажнике лежали большие мягкие спальные мешки и маленькая горелка, на которой он приготовил сосиски с фасолью. Там было все необходимое, и каждая вещь была продумана до мелочей. Кто-то очень умный изобрел все это.

Это был их первый совместный отпуск, и после они каждый год так уезжали, всегда находя новые места. Когда паром оставался позади, папа спрашивал: «Направо или налево?», Джинни принимала быстрое решение, и путешествие начиналось. Они повторяли этот ритуал на каждом перекрестке, выбирая, куда ехать дальше, и никогда не зная, куда заведет дорога. Однажды они забрались очень далеко на север, куда-то на побережье Норвегии, за Полярный круг, где никогда не заходило солнце. Там они сидели в полночь под открытым небом, играли в карты и готовили себе странные обеды – жареную рыбу в шоколадном соусе, например, или вишневый пирог с чатни, – но тогда казалось, что так и надо.

Где они только ни побывали. Как-то раз в Милане они пошли в дорогой магазин и купили Джинни самое красивое платье на свете, чтобы она могла вечером пойти в нем в