Пока она дочитала, бешеный стук ее сердца, кажется, услышали даже мама и Стэнли. Она выдохнула.

Итак, она не рассказала Агнес о видениях. Значит, была часть жизни, по крайней мере, одна, не затронутая ими.

Пусть так оно и остается, во всяком случае, пока.

Натали вложила письмо обратно в конверт и села. Потом прочла письмо Агнес еще раз (разумеется, та встретила юношу на курорте: парни ее обожали) и, перед тем как вернуться в течение дня, позволила себе пару минут помечтать об океане.

Париж затаил дыхание или даже судорожно вздохнул на следующие семь дней.

Жертва номер два навсегда ею останется, безымянная скульптура смерти: ее тело так и не было опознано. Ее пришлось убрать с виду в морге, несмотря на приходившие поглазеть толпы, потому что зов природы неумолимо тянул ее к земле.

Она стала разлагаться.

Le Petit Journal и другие газеты делали все возможное, чтобы поддерживать интерес к этой истории всю неделю, даже во время суда Анри Пранзини (приговоренного к смертной казни на гильотине за тройное убийство, о чем Натали была рада прочитать). Месье Патинод назвал нового убийцу «Темным художником» в своей редакторской колонке, и передовицей воскресного приложения была иллюстрация, изображавшая того в виде ужасного, злобно хохочущего дикаря. Рука художника поместила лицо его в тень, и Темный художник на картинке стоял один в демонстрационной комнате морга, держа нож и палитру.

Прозвище прижилось даже в других ежедневных газетах. Кажется, оно понравилось и самому убийце, который третье письмо подписал уже новым псевдонимом:

Натали будто щекотку ощутила изнутри каждой своей косточки, когда это прочла. Газета опубликовала письмо через пару дней после того, как она отправила свою анонимку. Вдруг она оказалась рядом с Темным художником на почте? Или стояла за ним в очереди? Как тогда, в день первого видения, когда убийца был с ней в одной комнате.

Она поверила это наряду с другими мыслями своему дневнику (уже простив его за провал в памяти). И записывала все, во что верила и не верила. Ничего не вышло из ее письма в префектуру полиции, и хотя она другого и не ожидала, все равно хотела детально все записать на случай, если что-то еще вспомнится. Наблюдения из морга. Догадки по поводу личности убийцы. Фрагменты разговоров, подслушанные в морге и на улицах города. Собственные страхи и опасения по поводу видений. Приняв уже решение помогать издали и не доверять собственной памяти, она стремилась ничего не упускать. На всякий случай.

Кое-что еще ее беспокоило: то, что мама сказала о видениях тети Бриджит. И поскольку мама отказывалась рассказать подробнее, у Натали не оставалось выбора, если она хотела понять, в чем там смысл, если он вообще есть. Она должна навестить тетю Бриджит в одиночку.

Зайдя в морг, где атмосфера была пронизана страхом из-за третьего письма, Натали направилась в лечебницу. Чувство страха преследовало ее; волоски на шее сзади вставали дыбом не раз-другой, и она поймала себя на том, что останавливается иногда, чтобы оглянуться.

Может, дело в том, что она впервые пришла сюда одна. Она убеждала себя, что не стоит беспокоиться только из-за того, что мамы рядом нет, даже когда зашла в медлительную кабину лифта с решетчатой дверью, где находились две медсестры и сопровождаемый ими пациент в смирительной рубашке. Даже когда эти трое вышли на этаже, где мужчина с выбитым глазом попытался войти в лифт, а медсестра утянула его обратно. Даже когда Натали шла по коридору, проходя одну за другой палаты, полные бессловесной меланхолии и тихого одиночества, если не считать хихикавшей женщины, которая растянулась на полу у входа в палату тети Бриджит.

Одна из ее соседок молилась. Другая стояла у окна, барабаня по стеклу пальцами, будто отбивая телеграмму, и говоря с птичкой снаружи, прося ее принести вкусного червячка.

Тетя Бриджит сидела на краю кровати с закрытыми глазами и теребила свою косу.

Натали шепотом поздоровалась с ней, и та открыла глаза с улыбкой.

– Где твоя мать?

– Дома. Я была неподалеку и решила заглянуть.

Тетя Бриджит сморщила лицо в детской усмешке и протянула костлявую руку, чтобы погладить Натали по щеке.

Рука ее была такой холодной, просто ледяной. Натали даже не представляла, что можно быть настолько холодной при жизни.

Тетя Бриджит, по своему обыкновению, стала благодарить ее за визит и жаловаться на то, как ее соседка ела, спала и молилась. Впрочем, она не упомянула о снах прошлой ночи. Когда Натали спросила ее, снилось ли ей что-то, та резко замотала головой.

– Кошмары, – сказала она. – Не хочу о них.

Натали ее отлично понимала. Кому хочется заново переживать кошмары? Учитывая яркость снов тети Бриджит и хрупкость ее рассудка, Натали предполагала, что ужасные сны ее пугали с удвоенной силой.

Тетя вздохнула и затихла.

Как бы сложно ни было выговорить следующее предложение, Натали понимала, что это ее шанс. Она кашлянула.

– Я только недавно узнала, тетя, что вы… что у вас были видения.

Тетя Бриджит перевела на нее немигающий взгляд.

– Знаю, что я видела. Я хотела спасти младенца.

– Что именно вы видели? – в тоне Натали было больше тревоги, чем она хотела.

Тетя Бриджит, быстро оглядев соседок по палате, жестом позвала Натали подойти ближе.

– Он собирался утопить ребенка, – прошипела она. – Священник собирался утопить ребенка в крестильной купели. Знаешь, почему?