Теперь Симона не нашлась что возразить.

Натали дотронулась пальцем до носа.

– J’ai du nez[9], – сказала она. Ее идея была одновременно и увлекательной, и возмутительной. – Мы за ним проследим.

Симона обернулась через плечо. На мосту стояла пара, слишком увлеченная друг другом, чтобы замечать что-либо вокруг. Но она все равно понизила голос.

– Во-первых, мы не можем следить за каждым мужчиной в Париже, который носит белые перчатки. Во-вторых, ты предлагаешь следовать за человеком, который, если твое предчувствие верно, является убийцей? Я согласна при условии, что потом мы еще пойдем полежать на рельсах прямо к прибытию поезда.

– Это неопасно. Что такого может случиться средь бела дня, когда вокруг толпы людей? – Натали провела рукой, показывая на улицы, магазины, кафе, людей, людей и еще людей. Торопливыми шагами она пересекла мост и улицу, с Симоной след в след за собой, и прижалась спиной к витрине сапожной мастерской. – И не за каждым мужчиной в городе, а только за ним. Мы будем держаться на расстоянии. Я просто хочу посмотреть, нет ли в нем чего-то… необычного.

Но было еще что-то. Она знала, каково это, когда за тобой следят и чувствовать, что за тобой следят. Что-то внутри нее жаждало использовать возможность перевернуть ситуацию, вооружиться против этого воспоминания.

Симона сняла ниточку со своего голубого платья в горошек и вертела ее в пальцах.

– Наверное, и правда может быть интересно посмотреть, куда он пойдет дальше.

– Сама знаешь, что тебе хочется узнать.

– Знаю, чего тебе хочется, – сказала Симона и положила ниточку Натали на козырек, будто там ей было самое место. – Еще знаю, что ты ошибаешься. Я пойду с тобой, чтобы ты убедилась, что он не тот. Как тебе такой вариант?

Натали надулась.

– Ты сразу решила, что я неправа. Увидишь еще.

Спустя примерно минуту мужчина в перчатках вышел из морга. Они замолчали, а он неторопливой походкой пересек мост, оказавшись на тротуаре прямо через дорогу от них, подождал, пока проедет запряженная парой лошадей повозка, и перешел улицу.

Натали уже собиралась укрыться в сапожной мастерской, когда мужчина, насвистывая, свернул направо. Они заглянули за угол. Он прошел табачную лавку, часовую мастерскую и мясную лавку. Затем остановился, взглянул на карманные часы и вошел в кондитерскую.

– Хороший выбор, месье Перчаткин, – сказала Симона, которая умела давать прозвища. – Выбери нам пару конфеток.

Они непринужденно, прогулочным шагом подошли к кондитерской. Сладость витала в воздухе под козырьком, дразня прохожих ароматами шоколада и карамели. Натали заглянула в окно. Месье Перчаткин с искренней радостью рассматривал конфеты, соединив кончики пальцев.

– Он и на тела в морге так смотрит? – пробормотала Натали.

Симона то ли и вправду не расслышала, то ли сделала вид. Почему она так не хочет верить, что это он?

Месье Перчаткин купил две большие шоколадные конфеты и одну сразу положил в рот. Симона и Натали добрели до витрины мясной лавки, притворяясь, что читают прейскурант на двери, пока он вышел, продолжая насвистывать, из кондитерской. Они следили за тем, как он повернул налево и направился дальше по тротуару прочь от них.

– Раз мы уж тут, – сказала Симона, шагая обратно в сторону кондитерской, – можно что-нибудь купить заодно. Он не торопится, и правильнее всего сейчас будет зайти в магазин. Я угощаю.

– Merci, – сказала Натали рассеянно. Она глаз не хотела спускать с месье Перчаткина, чтобы он не затерялся в толпе. – Я останусь здесь.

Симона зашла в лавку, а Натали смотрела, как мужчина усаживается на скамейку на трамвайной остановке, продолжая насвистывать. Вторая шоколадная конфетка у него была в руке, он расстегнул пиджак другой рукой, и…

«О боже».

Там, в его кармане, было какое-то существо, которому он скормил конфету. Натали подошла ближе, чтобы рассмотреть получше.

– Ну ты и напарница. – Симона легонько толкнула ее локтем в спину. – Я тут тебе несу клубнику в шоколаде, а ты ушла.

Натали, не поворачиваясь, взяла из ее рук клубнику.

– Крыса. Смотри. У него в кармане крыса, и он ее кормит.

Симона проследила за ее взглядом.

– Я не знала, что крысы едят шоколад.

– Я не знала, что люди их держат в карманах.

Паровой трамвай подошел к остановке, прервав их разговор. Месье Перчаткин спрятал крысу и устремился к открытой двери.

– Скорее! – Натали поспешила к трамваю, Симона – за ней, бормоча что-то о глупых затеях. Они вскочили внутрь и сели в четырех рядах от месье Перчаткина, на верхнем этаже. Он наконец прекратил свистеть.

И вот так они и сидели, остановку за остановкой, больше часа, пока люди входили и выходили из трамвая – все, кроме месье Перчаткина. Они уже дважды проехали маршрут трамвая по кругу.

– Может, он знает, что мы следим за ним, поэтому не выходит? – сказала Натали.

– Или он просто странный человек, любящий перчатки, которому нечем заняться, кроме как весь день кататься по Парижу на общественном транспорте. – Симона помотала головой. – Прости, Натали. Знаю, что ты надеялась на открытие, но это было бессмысленно. Мне пора идти на репетицию. Если я сойду на следующей остановке и пойду домой пешком, то как раз успею.

Натали глянула на месье Перчаткина, а потом обратно на Симону.

– Я могу последить за ним сама.

– Ты все еще не убеждена?

Натали не ответила.

– Я не сойду с этого трамвая без тебя, – сказала Симона. Рот ее искривился от раздражения. – Говорю тебе.

Натали прижалась к спинке сиденья.

– Я думала, ты считаешь его безобидным.

– Да. Но я не думаю при этом, что разумно слоняться по Парижу весь день. Ты не мыслишь ясно, Натали. Мы выходим из трамвая.

Натали знала этот решительный, но сестринский взгляд в глазах Симоны. Это был не блеф.

Они помолчали, а трамвай завернул за угол и замедлился перед остановкой.

– Ну! – сказала Симона.

Натали надула губы. Выбора у нее не оставалось; она не могла заставить Симону опаздывать на работу ради авантюры, которая не принесла никаких плодов, кроме информации о том, что у этого мужчины была в кармане крыса и что он любит шоколад.

– Трамвай дальше поедет, если мы сейчас не выйдем. – Симона умоляюще посмотрела на нее.

Натали встала, ссутулившись, выше Симоны ростом, но при этом ощущая себя много меньше нее. Они молча вышли из трамвая.