Ольга молчала, и отец Василий был ей за это благодарен. Теперь ему предстояло успеть добраться до милиции или хотя бы до поста ГИБДД, прежде чем бандиты успеют предпринять контрмеры.

«Козелков, скотина, что же ты натворил?! – думал священник. – Это же надо, из-за какого-то паршивого министра так попасть! А главное, ни за что!» Буквально через пару минут отец Василий подъезжал к посту ГИБДД.

– Здорово, батюшка! – приветливо махнул ему капитан Белов. – Где это вы такого монстра надыбали?

– Товарищ капитан! – выскочил из-за руля отец Василий. – Выручайте!

– Что стряслось? – улыбнулся Белов.

– Меня преследуют!

– Вас?! – удивился начальник поста.

Священник утвердительно затряс головой.

– За что?! – еще больше поразился капитан.

– Там какая-то история с Козелковым, – отмахнулся священник. – Я уж и не знаю, каким боком он к этим бандюгам стоит, но шишки все на меня посыпались!

Лицо начальника поста вытянулось.

– Так это – их машина?

– Их, – подтвердил отец Василий.

– Ладно, батюшка, вы никуда не уходите, а я сейчас Ковалеву позвоню.

Отец Василий кивнул.

– И ключики мне дайте, – Белов наклонился, вытащил из замка зажигания ключи и почти бегом кинулся в двухэтажную стеклянную будку поста.

– Батюшка, – дернула отца Василия за рукав Ольга. – Мне что-то здесь не нравится.

Священник внимательно посмотрел жене в глаза.

– Пойдем отсюда, – тихо попросила она.

Отец Василий задумался. У Ольги всегда было особое чутье на ложь, он в этом убеждался неоднократно. Белов повел себя почти безупречно, и тем не менее он, как и жена, чувствовал какую-то невнятную тревогу. Что-то такое было в том, как косо глянул на них капитан, когда услышал фамилию Козелкова, да еще и этот ключ зажигания… Ах, не стоило капитану его вытаскивать!

Отец Василий глянул на пост. Высокая капитанская фигура проследовала к пульту и замерла.

– Пойдем, – так же тихо согласился он.

Они скользнули на край дороги и побежали вдоль длинного ряда приткнувшихся к обочине грузовиков. Машины, все как одна, стояли с темными кабинами и только в одной, у самого края, виделось какое-то шевеление.

– Друг! – замолотил в дверцу отец Василий. – Открой! Пожалуйста!

Движение внутри на секунду приостановилось, затем в кабине вспыхнул огонек спички, и в свете этой короткой вспышки отец Василий заметил голую женскую грудь.

– Извините, – покачал головой он и хотел было бежать дальше, как стекло начало опускаться.

– Батюшка! Это вы?! Что вы здесь делаете?

Священник вгляделся. Из темноты кабины белым пятном смотрело на него лицо знакомой малолетней плечевой.

– Ленка?

– Ага, блин! – обрадовалась Ленка тому, что ее узнали. – Мама родная! И Ольга Николаевна с вами?! – еще пуще поразилась она.

На противоположной стороне кабины хлопнула дверца и сбоку возникла массивная фигура шофера.

– Та-ак! Кто здесь в рог получить хочет?!

– Извините, ради бога! – кинулась к водителю Ольга. – Мы не хотели вам помешать!

Фигура приостановилась.

– Толик! Это наш батюшка! – радостно просветила друга из-за приоткрытого стекла плечевая.

– И что?

– Как что?! – возмутилась девчонка. – Это же батюшка наш! Ты не понял?!

– Мне-то что с того?!

– Послушайте! – схватила шофера за руку Ольга. – Нам нужна ваша помощь!

– Чего?! – удивился шофер.

– Очень вас прошу!

– Толик! – по пояс высунулась из окна Ленка, болтая в воздухе не по возрасту большими грудями. – Им надо помочь! Залезайте к нам в кабину! – кивнула она отцу Василию. – Я сейчас оденусь!

Ничего не понимающий водитель ошарашенно смотрел то на Ольгу, то на попа, то на свою подругу. Он определенно не мог въехать, что здесь, блин, происходит!

* * *

С Ленкой их свел Господь минувшей зимой. Полураздетую, накачанную спиртом девчонку выкинули из кабины километрах в четырех от Усть-Кудеяра, и, если бы отец Василий не заметил из окна машины вялое шевеление в придорожном сугробе, бог знает, чем бы это для нее кончилось. Он тогда даже не смог сообразить, что лучше: сразу растирать ее подмороженные ноги или все-таки как можно быстрее доставить в больницу. Видно, поэтому совсем растерялся и привез ее домой. Вдвоем с Ольгой они ее и выхаживали.

Девчонка обморозилась изрядно, сказался и психологический шок – прежде чем выкинуть в сугроб, ее избили за пьяную попытку обокрасть водилу. Искать правых или виноватых в этой ситуации было бесполезно. Ну, прицепились две малолетних проститутки к колонне казанских «КамАЗов», обслуживали, как умели, затем на стоянке полезли по карманам… Понятное дело, все это тут же всплыло. Та, вторая, сразу повинилась, а Ленка начала качать права. За что и пострадала.

Постоянный уход и нормальная человеческая забота сделали свое дело. Ленка «оттаяла», накрепко привязалась к Ольге, но даже эта внезапно возникшая теплота человеческих отношений не могла удержать ее от накатанной колеи. И в этом тоже, похоже, не было ни правых, ни виноватых. На не слишком развитой совхозной девчонке камнем висели пьющая мать и трое братишек, все как один с «проблемами развития». И другого способа заработать на пропитание и какую-никакую одежонку семье из четырех человек Ленка не ведала.

Что самое интересное, она прекрасно осознавала глубокую нестабильность своего нынешнего положения. Не знавшая о Боге практически ничего, она каким-то внутренним чутьем, на грубом, примитивном языке, сама для себя сформулировала несколько правил, практически полностью совпадающих с христианскими.

«Не собирайте сокровищ на земле, где ржа и моль истребляют и где воры подкапывают и крадут, – читала ей вечерами Ольга. – Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». И Ленка всхлипывала и утирала глаза. Они вообще тогда с Ольгой отлично поладили, именно с тех самых пор и появилось у них общее словечко «сугроб», что означало «попал в беду».

Хотя в голове у Ленки так и оставался невообразимый хаос. Столь полюбившиеся ей христианские притчи странным, совершенно непротиворечивым образом сочетались у нее с жуткими непристойными байками из «плечевой жизни», а формально принятое правило «не укради» – с периодическими попытками обокрасть очередного водилу. Причем лично ей эти деньги были как-то даже и не нужны. Она могла работать сутками, есть перловку и заплесневевший хлеб и быть при этом совершенно удовлетворенной, но вот семья так и оставалась постоянным предметом ее забот и долгих, тягостных размышлений.

* * *

– Никак, батюшка, вы в «сугробе»? – снова высунулась из окна Ленка. – Залезайте, я уже оделась… Куда вас?