После чего он двинулся вдоль ряда первокурсников, рассматривая каждого добрым отеческим взглядом.

– Вроде по документам все приличные люди, а построиться по росту не смогли. Чему вас только в школе учили? И как дома воспитывали? Ничего, научим. И строиться, и шагать, и бегать, и отжиматься по сто раз…

Раздались немного нервные смешки.

– Молчать, когда не было команды рты открывать, тоже научим. Но сначала приведите себя в божеский вид. За нечищеные сапоги на следующем построении спрошу. А пока все расстегнули кители! Заправили гимнастерки под ремень так, чтобы пузырей не было! Подворотнички тоже завтра проверю. Складки разогнали! Застегнули кители. На все пуговицы. Кто-то меня не слышал?!

В этот момент Левашов уперся взглядом в Ячменева и потерял дар речи.

– Почему без кителя? – Голос был тих и спокоен, но звучал так, будто продавливался через препятствие.

– Так тепло же, ваше благородие.

Тут преподавателя прорвало.

– Бегом! За кителем! – Рев был такой, что сдуло не только Селифана, но и стоявших рядом кадетов. Те, правда, довольно быстро вернулись в строй.

– Объясняю для новичков, которые этого почему-то не знают. Я маг четвертого разряда, что приравнивается к армейскому полковнику или майору гвардии. Обращение – «ваше высокоблагородие». Этот чудик меня за что-то в чине понизил, что в отношении магов может произойти лишь в случае утраты силы. Прощаю только ради первого раза. Вся моя сила при мне, запомните это хорошенько!

Осмотр был продолжен, причем стал более придирчивым. Наверное, потому, что дальше стояли кадеты, приехавшие раньше и уже бывшие на построении накануне.

Петя слушал и смотрел внимательно, но причины гнева Левашова не понимал. Конечно, сказать, что на получавшем разнос кадете форма была расправлена идеально, нельзя. Но и у его соседей дела обстояли не лучше. То есть главное здесь – не соблюдать правила (уставы?), а не раздражать преподавателей? На всякий случай юноша выпятил грудь и выпучил глаза, изображая рвение. С «придурковатостью» не переборщить бы. Все-таки теперь не дурак-мальчик на побегушках, а кадет магической академии…

Но тут из казармы вернулся Ячменев и попытался незаметно юркнуть в строй. Естественно, это у него не получилось.

– Вот так гораздо лучше… – начал поворачивать к нему голову Левашов и вдруг взревел: – Почему пуговицы не застегнуты?!

Селифан попытался прикрыть полу руками.

– Это что? А пуговицы где? – Куратор курса переместился к нему и был, похоже, сильно озадачен.

Кадет попытался отмолчаться, но был вытащен из строя за грудки.

– Понятно. Оборвались. Все. Даже с таким брюхом – умудриться надо было! А пришить лень или руки – крюки? Или ждете, что за вас это денщик сделает?! Так нет денщиков у кадетов!!!

Последние слова Левашов прокричал, но потом резко сбавил громкость и стал говорить по-деловому:

– Представьтесь!

– Селифан Ячменев, ваше благородие!

– Понятно. За то, что пуговицы с кителя вы умудрились потерять все уже в первый день пребывания в академии, и за то, что своим обращением понизили меня в чине, назначаю вам порку. Обычно такую экзекуцию дежурные производят, но у вас они еще не назначены. Дабы показать, что сил я не терял, проведу ее лично.

Юноша неожиданно взлетел в воздух и, повизгивая и дрыгая ногами, переместился к флагштоку. От последнего сама собой откинулась в сторону перекладина, на которой Ячменев и повис животом вниз.

После чего стало понятно, зачем преподавателям стек. Штанов с наказуемого никто не снимал, но, судя по хлестким звукам ударов и воплям Селифана, досталось его ягодицам прилично.

Отсчитав десять ударов и бросив небрежно: «Встаньте в строй!» – Левашов по-доброму улыбнулся своим кадетам и пожелал им сделать правильные выводы и быть впредь достойными обучения в столь престижном заведении, как академия магии великого княжества Пронского.

– Помните, – вещал он, – нашей Родине нужны маги, а не слабаки и изнеженные бездельники. Учеба в академии – это вам не легкая прогулка. Вас тут никто уговаривать и целовать в попу за малейшие успехи не будет. Будет трудно, и выдержат это не все. Но те, кто пришел сюда действительно учиться, будут вспоминать о проведенных здесь годах с благодарностью. Академия не просто готовит магов, она воспитает из вас достойных слуг государя великого князя. Научит служить ему и Отечеству не только ответственно, но и с радостью. И тот, кто это примет всем своим сердцем, получит награду по своим трудам и способностям. Академия – это школа жизни.

– Вчера то же самое говорил… – прошептал стоявший рядом с Петей кадет. – Только секли вчера другого. Кажется, Брусникин его фамилия.

После чего уже другой преподаватель, куратор третьего курса, напомнил, что завтра – первый день занятий, так что на построении все должны быть в самом лучшем виде. А пока:

– Вольно! Все свободны до завтра.

Петя был в шоке. Если бы этот полковник Ячменеву просто в зубы дал, ничего удивительного в этом не было бы. Рукоприкладство – вообще освященная веками традиция. Кстати, не самая плохая. Например, городовые с будочниками берега не теряют, знают, что могут в любой момент по сусалам получить. И ничего их обидчику не будет, если выше чином окажется. Даже если он в гражданском платье. Пете в лавке самому от подзатыльников и зуботычин все время уворачиваться приходилось. Но то – в лавке. А тут – кадета академии, почти офицера, прямо на плацу и выпороть… Слов нет. Куда он попал?

– Ничего, желторотики, – мимо проходил кто-то с третьего курса, – доживете до второго семестра – пороть больше не будут. А пока вас еще даже кадетами считать нельзя, хорошо если половина останется.

Интересное откровение. Ведь действительно, второй и третий курсы по длине строя различались несильно, а вот первокурсников было чуть не вдвое больше. Это что же, такой отсев чудовищный?

Переживания от зрелища порки сокурсника ушли на второй план. Петя готов хоть каждый день порку терпеть, лишь бы не вылететь.

– Простите, ваше благородие, а что нас ждет в первом семестре? – обратился он уже практически в спину уходящему третьекурснику.

– Сами увидите, – бросил тот через плечо и нехорошо рассмеялся.

Буквально через пять минут в казарме почти никого не осталось. Новички дружно ломанулись в город приводить в порядок свою форму. Осталось буквально несколько человек, в том числе Петя. Тратить деньги на то, чтобы ему отгладили форму, он не собирался. За годы работы в галантерейной лавке пользоваться утюгом научился неплохо. Тем более что в следующей комнате за сортиром и умывальниками вдоль стены стояло несколько гладильных досок, а рядом на стене висели в хитрых подставках утюги. Всего пять. Конечно, если бы сюда вся казарма ломанулась, поделить их было бы трудно, но сейчас-то Петя здесь один.