И снова стал ожившим мертвяком, положил ладонь на голову ворона, отступил обратно в туман.

– Зря ты так, Степа, – зашипел рядом Игнат. – Не надо его злить. У него такая силища! Такого в друзьях нужно держать, а не во врагах.

Такого бы лучше держать посаженным на цепь посеред непролазной топи, подальше от людей. Но вслух Степан это не сказал, даже мыслей испугался, повел плечами, разминая затекшие мышцы, буркнул:

– Уходить пора.

– Пути видишь? – Дружок закадычный Игнат тоже многое про него понимал, потому и спросил не про одну дорожку, а сразу про все пути. Какой ни выбери, а в нужное место все равно придешь. Рано или поздно.

– Вижу. – Степан перекинул через плечо вещевой мешок, с тоской посмотрел на почти уже догоревший костер. С костром было спокойнее, но с собой ведь огонь не унесешь. – А ты что теперь видишь, Игнат?

– Я не вижу, я знаю. – Игнат загадочно улыбнулся. – Чуйка у меня появилась. Вот у тебя на тайные тропы и зверье чуйка, а у меня – на золотишко. Держись меня, Степа! Вдвоем мы с тобой горы свернем с нашими-то уменьями!

– Вдвоем? – Ему еще верилось, что от Врана можно избавиться, что тот уйдет, как и обещал, как только наберется сил.

Зря надеялся…

Уже собрались идти, когда Вран вдруг сказал:

– Еще об одном одолжении вас попрошу. – Посмотрел он на скрученную у срубленного дерева цепь. – Сбросьте в болото. Чтобы не было этого тут, чтобы не мозолило глаза.

Хотелось спросить, а чего ж сам не сбросит, но Игнат не дал спросить, подхватил с земли замок, зашвырнул далеко в топь. Цепь досталась Степану. Ржавые петли он скручивал неспешно, пытался понять, что за сила такая в этой железяке, если Вран даже дотрагиваться до нее не желает. А когда скрутил, столкнул в воду, да только не на глубину. И место запомнил. Просто так, на всякий случай…

Выбирались из топи долго. И не потому, что Степан терял след. Наоборот, потому что видел больше того, что положено обычному человеку. Невидимые ловушки видел. Ловушки эти светились серебром и поставлены были не на зверя. Вран их тоже видел. Или просто чуял. Подходил близко, но всегда останавливался на безопасном расстоянии, рассматривал серебряную паутину, ухмылялся мертвецкой улыбкой, а потом говорил:

– Другую дорогу придется искать.

А Игнат вопросов не задавал. Ему эти блуждания по болоту были словно бы в радость. И Врана он не чурался, словно и не замечал вовсе его нечеловеческой сути. Наоборот, при любой возможности спешил перемолвиться словом, справиться о здоровье.

А какое здоровье у ожившего мертвяка? Если не может умереть, то и жить не может. Однако ж Вран крепчал с каждым часом. И человеческую личину у него получалось удерживать все дольше и дольше, пока наконец Степан и вовсе не стал забывать, как тот выглядел изначально. Или потому так легко забыл, что забыть хотел? Лишних вопросов он себе теперь старался не задавать.

Из топи вышли на девятый день. Проход между нитями серебряной паутины Степану пришлось искать очень долго, он уже и надежду почти потерял, когда увидел черную нору меж корней старой ели. Он увидел, а Вран мимо прошел. Не заметил? Или специально проверял?

– Нам сюда! – Степан подошел к ели.

– Куда? – Игнат недоумевал. Игнат видел только золото и не видел пути.

– В лаз. – Вран улыбнулся совсем уж по-человечески и похлопал Степана по плечу. Побежала по шкуре волна холода. Колени задрожали, и на ногах устоять получилось с великим трудом. Господи, помоги… – Ты нашел путь, охотник. Полезай первым!

И снова проверка? Боится попасться в серебряные путы? Боится, что Степан может его в них заманить?

Зря боится! Не достанет у Степана ни смелости, ни коварства. Да и жалко, если вдруг дар пропадет вместе с дарителем. Как же ему теперь без всего этого… без совершенно нового, такого яркого и интересного мира?

Степан усмехнулся, хватило на то его сил, встал на карачки и пополз в лаз. Казалось, не будет здесь выхода на другую сторону, что впереди чья-нибудь нора, но он знал правду, видел путь. Следом полз Вран, прожигал взглядом Степанов затылок, дышал тяжело, жарко. Утешало только, что выход близко, что потерпеть осталось совсем чуть-чуть, и получится вздохнуть полной грудью, а спиной прижаться к шершавому еловому стволу, чтобы никто больше за спину не зашел. Ни друг, ни враг…

Свет ударил в глаза сильно и неожиданно. Степан даже зажмурился с непривычки. Дальше к выходу полз вслепую, стараясь не думать ни о нежити, что за спиной, ни о боли, что разрывала левую руку. Зацепился за что-то в темноте? Располосовал? Ничего, сейчас все увидит, вот уже и глаза к свету привыкли.

На руке, от самого локтя до запястья пульсировал, наливался сначала бурым, а потом серебряным диковинный ключ. Степан провел по нему пальцем, чувствуя и пульсацию, и рельеф. Словно бы там, в темноте подземного перехода, кто-то невидимый вшил ему под кожу настоящий ключ.

– Появился. – Степан и не заметил, как подошел Вран. Он с интересом разглядывал ключ, облизывал сухие губы острым, совсем не человечьим языком. – Ну все, охотник, приняла тебя граница, одарила еще одним подарком.

– Этим, что ли? – Степан не спешил одергивать рукав, все смотрел, любовался.

– Этим. Ты теперь пограничник. Ты теперь не просто пути видишь. Ты в любом гиблом месте найдешь переход.

– Куда переход? – спросил и тут же подумал, что ответа знать не желает.

– Оттуда сюда. – Вран пожал широкими плечами. – Ты потом поймешь, как время придет. Не всякий даже с моим даром может стать пограничником. Не всякого граница примет и пропустит. Тебе повезло, пограничник. – Он немного помолчал, а потом добавил: – И мне.

– А что случилось бы, если бы граница меня не приняла? – Теперь, когда потайной ключ стал его частью, Степан почти перестал бояться. Теперь можно и спросить.

– Завалило бы нас там, под землей.

Тяжело вздохнул Игнат, даже сложился пополам не то от внезапной боли, не то от страха.

– Застряли бы на границе на веки вечные, стали бы безвременниками. – А Вран, казалось, забавлялся. Или просто радовался, что Степан справился, что перетащил их с той стороны?

– Что за безвременники? – Игнат все еще дышал часто, по-собачьи, но краски уже возвращались на его бледное лицо.

– Да вот эти. – Вран небрежно повел плечом, и его одноглазый ворон встрепенулся, взмахнул крыльями.

– Какие? – Игнат вертел головой, оглядывался по сторонам, но ничего не видел.

Он не видел, а вот Степан видел все. Видел и глазам своим не верил.

Из норы, той самой, из которой они только что выбрались, выползали твари. Не были они похожи на людей, хоть людьми когда-то родились. Длинные, костлявые, с кожей синюшной, местами покрытой коростой и мхом, с голодными глазами и жадно разверстыми пастями. Степан насчитал троих, двух мужчин и одну женщину. Женщину он определил по длинным, свалявшимся волосам и высохшим грудям. Она была самой алчной из них всех, самой голодной. Может, из-за голода этого нечеловеческого двигалась быстро, по-змеиному. И не просто двигалась, а подкрадывалась к до сих пор ничего не видящему Игнату.