Характерно, что во всей многочисленной переписке ни разу не обсуждался вариант, при котором наступление на Багдад будет отбито. Худшим сценарием виделось, что Таунсенда с одной дивизией уже в городе (до прибытия подкреплений из Европы) атакуют превосходящие османские силы, но на этот риск согласились пойти все участники.

Двадцать четвертого октября Никсон был проинформирован о решении правительства и немедленно выпустил приказ о подготовке наступления.

Таунсенд воспринял этот приказ без особого энтузиазма. 6-я дивизия сильно устала и испытывала серьезный некомплект, увеличивающийся после каждого сражения. Состояние подчиненных генерал описывал в письме вице-королю словами: «Мои войска устали, и их хвосты не вверх, а немножечко вниз»[25]. Особенно проблемными были три британских батальона, которые по меркам Западного фронта фактически утратили боеспособность. Дорсетцы насчитывали ровно 297 человек.

Еще большую тревогу вызывали индийские батальоны, особенно в связи с развернутой османами полномасштабной кампанией, направленной на индийских солдат. Турки активно занялись агитационно-пропагандистской деятельностью среди солдат-мусульман, активно играя на том, что те подчиняются неверным, а воюют вообще плечом к плечу с идолопоклонниками, причем в местах, святых для большинства своих единоверцев. Например, тяжкий грех падет на них, если пострадает могила Салмана, одного из приближенных пророка Мухаммеда Салмана аль-Фариси, которая по несчастливому совпадению находится прямо посреди одного из османских укрепрайонов. В Багдаде печатались многочисленные листовки на хинди и урду, распространявшиеся турецкими агентами среди индийских солдат. Осенью 1915 года турецкая пропаганда начала приносить плоды. Почти год как большинство индийских солдат покинули дома, не имея практически никакой связи с родиной, не говоря уже об отпусках, а тяжелые условия службы и строгая дисциплина шаг за шагом подтачивали их мораль. В начале октября в 20-м батальоне пенджабцев четверо солдат-мусульман зарезали сержанта и убежали к туркам. Через неделю еще трое, последовав их примеру, ранили британского офицера. Батальон был выведен с линии фронта, а затем переброшен в Йемен за «склонность к дезертирству». Однако контрразведка тревожно докладывала о кружках недовольных практически во всех мусульманских подразделениях и о растущей волне опасных разговоров среди нижних чинов. Проблема, впрочем, оказалась нерешаемой, поскольку заменить мусульманские батальоны было решительно некем. Город Салман Пак, где до сих пор находится священная для мусульман могила, англичане решили во всех документах и приказах называть классическим сасанидским именем Ктесифон, не вызывающим у рядовых и сержантов каких-либо ассоциаций. Таким наивным способом англичане попытались решить проблему нежелания многих бойцов-мусульман атаковать «святые места».

Тем не менее Таунсенд еще не полностью утратил воинственный настрой и амбиции. Он старался подчеркнуть свою роль в планировании и проведении наступления. 3 ноября он написал лорду Лансдауну, министру без портфеля в кабинете Асквита: «Я атакую Ктесифон и возьму Багдад за 10 дней, а потом он (Никсон) опять начнет командовать и сделает вид, что это был его план»[26]. 7 ноября Таунсенд отправил письмо Керзону, где сначала указал на сложность своего положения: «У меня будет лишь 11 000 солдат и 28 орудий. Нуреддин получил подкрепления, его силы примерно равны моим, и он занимает хорошо подготовленные позиции»[27]. Тем не менее командир 6-й дивизии выражал уверенность, что «сможет загнать турок в реку и взять Багдад». Примечательно, что в этом же письме Таунсенд просил Керзона поспособствовать его переводу в Европу «после оккупации Багдада». Во взятии города он видел возможность не только обрести великую славу, но и наконец-то выбраться из пыльного угла на главный театр военных действий.

Пока шла эта переписка, в Лондоне снова подняли на политический щит кампанию в Ираке. 2 ноября премьер-министр Асквит, выступая перед парламентом, заявил следующие: «Силы генерала Никсона находятся неподалеку от Багдада. Я не думаю, что во всей войне была серия операций, так хорошо продуманная, так великолепно исполненная и с лучшими перспективами окончательного успеха»[28].

Впрочем, в частном порядке за несколько месяцев до этого он размышлял о Месопотамии в совсем других выражениях: «Если брать Месопотамию, то нам придется потратить миллионы на ирригацию и развитие без каких-либо скорых перспектив возврата вложений. Придется держать крупную армию в незнакомой местности и решать множество запутанных административных вопросов, которые будут куда хуже, чем все то, с чем мы когда-либо сталкивались в Индии, имея дело с осиным гнездом из арабских племен и еще и фланговую угрозу из Курдистана»[29].

Свои радости и печали в это время переживал и Нуреддин.

Радовало его прибытие свежих войск в виде 51-й и 45-й пехотных дивизий, собранных в основном из анатолийских солдат. Наконец-то ему дали надежные части.

Плохие новости заключались в том, что вместе с подкреплением к нему ехали два человека, которых он совсем не хотел видеть. Первым прибыл на должность командира корпуса дядя военного министра и одного из османских триумвиров Энвер-паша Халил Бей. Халил не обладал выдающимся военным опытом, служа в основном на придворных и полицейских должностях, а его связи в правительстве не обещали командующему войсками в Ираке спокойной жизни.

Вторым стремящимся в Багдад человеком был немецкий фельдмаршал фон дер Гольц, более чем знаковая фигура для османской армии. С 1883 по 1895 год он возглавлял все военно-учебные заведения османов и фактически вырастил целое поколение турецких командиров. Гольц прекрасно говорил по-турецки, а главное, хорошо знал и понимал Восток. После возвращения на родину и вплоть до выхода в отставку в 1911 году фон дер Гольц являлся одним из главных сторонников тесного германо-османского союза, продолжая поддерживать постоянную связь с военно-политическим руководством в Константинополе. С момента отставки и до начала Первой мировой войны фельдмаршал занимался военно-патриотическим воспитанием немецкого юношества, а с началом мобилизации его вернули в действующую армию.

Фон дер Гольц сразу предложил отправить его к османам, но вместо этого получил должность генерал-губернатора захваченной Бельгии. Там он установил жестокий оккупационный режим с расстрелами, сожжением населенных пунктов и прочими прелестями. Фон дер Гольц так эффективно выступил на своем посту, что к его успешному опыту в 1941 году апеллировал Адольф Гитлер, рассуждая о борьбе с партизанами в СССР. В конечном счете в 1915 году фельдмаршал вырвался на Восток, но там он не пришелся ко двору. Османской армией по мере сил рулила немецкая военная миссия во главе с энергичным генералом Лиманом фон Сандерсом, которому совсем не хотелось видеть Гольца возле себя. Поэтому немецкому фельдмаршалу, который имел и аналогичное османское звание, сперва поручили командование 1-й армией. Это было соединение, прикрывавшее Фракию и Константинополь вдоль болгарской границы на случай вступления Болгарии в войну на стороне Антанты.

После присоединения последней к Центральным