Столько людей, столько судеб проносится мимо. И осень – с каждым уходящим днем она с нами тоже прощается. Такая разная, то теплая, то холодная, но всегда настоящая – сегодня она особенно резко играется листьями, бросая их под ноги, под колеса, вдоль тротуара. А вдруг кому-то грустно и его порадует обилие красок?

В салоне тихо, спокойно, в какой-то момент я даже забываю, куда и с кем еду. А когда машина, минуя блок-пост, въезжает во двор новостройки и останавливается на парковке у одного из парадных, выныриваю из своих размышлений.

Без каких-либо пояснений я догадываюсь, что кофе мы будем пить в квартире Тимура.

Он обходит машину, открывает мне дверь. Я знала, на что соглашалась, поэтому молча выхожу из салона. Консьерж-сервис, свободный холл, просторный лифт, который поднимает нас на шестнадцатый этаж.

– Я думала, ты так и живешь за городом, – единственное, что я говорю, разбивая гнетущую тишину.

– Там я провожу выходные. Если удается их взять.

На языке вертится еще масса вопросов, но все они исчезают, когда лифт останавливается. Тимур подходит к левой двери, отпирает ее и пропускает меня вперед. Тихий щелчок замка за спиной оглушительно бьет по барабанным перепонкам.

– Проходи, – предлагает Тимур, а сам отвлекается на звонок телефона.

Приложив его к уху, сбрасывает обувь и удаляется вглубь квартиры. Я слышу его жесткий голос, нескрываемое недовольство, и мои нервы натягиваются до предела. Не могу сделать и шага, так и стою в дверях, когда Тимур возвращается.

Прислонившись к проему двери, он взъерошивает черные волосы, выдыхает как-то устало, а потом тихо спрашивает:

– Сделаешь кофе?

Кофе…

То есть все-таки будет кофе…

Еще немного отсрочки…

Сняв туфли, я прохожу на кухню. Пока осматриваюсь, то и дело прислушиваюсь к шагам, но Тимуру снова кто-то звонит. И теперь его отрывистые реплики меня успокаивают. Несмотря на то, что здесь установлена кофемашина, я нахожу большую турку и кофе, аромат которого просто сводит с ума, и решаю сварить кофе так.

Мне нравится этот процесс, нравится наблюдать за тем, как рождается вкус, который щекочет язык, обжигает небо и заставляет прикрыть глаза в наслаждении. К моменту, когда кофе готов, Тимур не возвращается, но бегать за ним с чашками? Может быть, обычно помощницы этим и занимаются, но для меня кухня куда безопасней.

Перелив кофе в чашки, беру одну и приближаюсь к окну. Красивый вид на гудящий город. Мост, который в движении даже ночью, и река, лениво наблюдающая за этим потоком.

Я слышу, когда Тимур заходит на кухню, и заставляю себя обернуться. Он прислоняется к столешнице, берет чашку с кофе, вдыхает аромат и только потом делает глоток.

– Вкусный? – спрашивает меня.

– Да, – не хочу ему лгать, тоже отпиваю бодрящий напиток и спрашиваю его напрямую: – А что дальше, Тимур?

Мы стоим с ним всего в нескольких шагах друг от друга. Его взгляд скользит по моему телу, а я смотрю на его лицо.

Была ли у него эта продольная морщинка на лбу или появилась за последние годы? Глаза такие же – неприступные.

Душно.

Как же здесь душно!

И еще более душно становится, когда Тимур ставит чашку на стол и решает сократить расстояние между нами. Приближается медленно, будто опасаясь спугнуть, поднимает руку и поправляет мне за ухо прядь волос.

– Думаю, будет справедливо, если я тоже что-нибудь выберу из того списка. Все же предложения были озвучены для меня.

Он сжимает ладонь, проводит костяшками пальцев по моей щеке. И все это под неразрывный контакт наших глаз.

Он как будто хочет что-то увидеть в моих. И хмурится, что этого нет.

Опускает руку.

– Не откажусь от хорошего массажа, – озвучивает свое решение.

– Зачем тебе это, Тимур?

– Почему бы и нет? Массажисток на дом я вызывать не хочу, работы предстоит еще много.

– Нет, не то. К чему это все? Зачем ты делаешь вид, что тебя действительно интересует массаж, если понятно, что из этого скудного набора любой бы выбрал минет?

– Осторожней со словами, Аня, – предупреждает он холодно. – Иначе я решу, что ты выдаешь свои желания за мои и, как знать, возможно, пойду тебе в этом навстречу.

Мой взгляд опускается в пол.

Дорогой ламинат, но колени будут болеть не меньше, чем от дешевого. Может быть, сейчас, в эту секунду, он представляет, как я уже опускаюсь на пол, расстегиваю на его брюках ремень…

– А разве я не права? – поспешно перевожу взгляд на него. – Ресторан, кофе, массаж… Я не понимаю, для чего ты это делаешь. Разве цель этой сделки не в том, чтобы поскорее уложить меня на лопатки? Так чего же ты тянешь?

Мгновенье – и он прижимает меня к стене.

Упирается руками по обе стороны, не давая возможности ни отступить, ни даже пошевелиться.

– Это последнее предупреждение насчет того, что тебе нужно было лучше изучать условия сделки, – его голос, как и взгляд, действует как холодная плеть, которая надо мной зависает. – Если я захочу кого-нибудь уложить на лопатки, я сделаю это в зале. И так, чтобы ты понимала: это не самая моя любимая поза, поэтому я бы сильно на нее не рассчитывал. Еще есть вопросы?

Да, лучше смолчать.

Наверное, лучше.

Но с ним, как всегда, логика летит к черту, прихватив с собой и инстинкт самосохранения.

– Зачем тебе я? У тебя есть твоя Виталина – кажется, она от тебя без ума. Даже если она тебе надоела, я уверена, любая с радостью согласилась бы оказаться на моем месте. И тебе не пришлось бы оттягивать ни с минетом, ни с любимыми позами.

– Любая? – повторяет задумчиво он. – Если любая, то и с тобой проблем не возникнет, не так ли?

Нет, не так.

У меня изначально другие условия.

Жесткий взгляд замирает на моих губах, и я задерживаю дыхание. Договорилась, сама виновата, и если сейчас он…

Но он опускает руки, отстраняется от меня и неожиданно предлагает.

– Иди домой, Аня.

– В каком смысле? – растерянно смотрю на него, не верю тому, что услышала. – Домой… совсем? Ты… передумал?

– Это ты передумала, и мне надоело делать вид, что я этого не замечаю. Надоело на каждом шагу напоминать тебе об условиях сделки. Если ты хочешь уйти, ты можешь сделать это сейчас.

Сказав это, он разворачивается и уходит вглубь квартиры, а я…

Соблазн выскочить из квартиры настолько велик, что я поджимаю пальцы ног.

Прислоняюсь спиной к холодной стене, прикрываю глаза. Несколько секунд, чтобы откинуть важное от неважного и шагнуть в пропасть, настолько глубокую, что дно я почувствую после – на ощупь.