Она услышала, как он что-то ищет вокруг, как он выключает радио, которое до этого создавало звуковой фон.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, что я в Лос-Анджелесе. — Она постаралась сдержать дрожь в голосе.

— Лос-Анджелесе? — Его голос повысился на октаву. — Какого черта ты там делаешь? (Может быть, эти слова как раз и выражают его тоску, заботу, ревность? Но особой уверенности она по этому поводу не испытывала.)

— Я живу с Ритой. — Черт. Почему она не сказала ему что-нибудь остроумное, едкое, забавное? Почему не объявила, что «чудесно проводит время»? На глазах у нее навернулись слезы. Возможно, потому, что худшего, более дерьмового времяпрепровождения в ее жизни еще никогда не было. — Я соскучилась по тебе. — Черт! Черт! Черт! Что она делает? Она должна быть сильной, спокойной, собранной! — Я страшно по тебе соскучилась! — Слова уже не слушались ее и лились из нее потоком, по мере того как она сдавала одну позицию за другой. Вот она уже заплакала. И каждая слезинка смывала один за другим все те дивиденды, которые она могла бы получить, метнувшись сломя голову в Лос-Анджелес.

На другом конце света Хью молчал. Наступила неловкая пауза. На заднем плане послышался какой-то шум, возня, звук хлопнувшей двери.

— Послушай, сейчас не совсем подходящее время для разговоров. Я тороплюсь на работу. Очень спешу.

Фрэнки посмотрела на свои часы. В Объединенном Королевстве сейчас пять минут девятого. В нормальных условиях он в это время рассматривает в зеркале свой живот.

— Я сам тебе потом перезвоню. — Он говорил таким официальным тоном, как будто назначал деловое свидание.

— Когда? — Она словно летела вниз головой. В ее голосе звучал сигнал тревоги. С этого момента она уже не пыталась прикидываться спокойной и отчужденной. Ее впившиеся в телефон пальцы побелели.

— Скоро.

Ей хотелось кричать: когда? В какое время? Чтобы она могла безвылазно сидеть дома, прилипнув к телефону. Но она не закричала. Вместо этого она назвала ему свой номер. Дважды.

Потом он сказал до свиданья и положил трубку. Вот и все.

Она подавленно смотрела на трубку распухшими от слез глазами. Она знала, что на самом деле он даже не собирался ей звонить. В глубине души она знала это еще тогда, когда давала ему номер своего телефона, но в отчаянии все еще пыталась ему поверить. И столь же отчаянно она хотела ему сказать, что он делает ужасную ошибку, что на самом деле он ее любит, хочет на ней жениться, провести с ней остаток своих дней!.. Но Хью не сказал ни одного из этих слов. Жизнь мало походила на то старое кино, которое она так любила смотреть вместе с мамой — то милое, слегка неконтрастное, сахарно-медовое кино, в котором девочки и мальчики всегда любят друг друга и которое кончается неизменным хеппи-эндом. По крайней мере, ее жизнь не имела с этим кино ничего общего. А если еще точнее, то жизни у нее теперь не было никакой.

Прижав телефон к груди, она свернулась калачиком, спрятала голову под подушку и снова безутешно разрыдалась.

— Кто это звонил?

— Да так, один знакомый.

Хью вернулся в спальню, бросил телефон на столик и, склонившись над разобранной кроватью, положил руку на грудь молодой поджарой блондинке, с которой он познакомился только вчера вечером на торжестве, посвященном помолвке Адама и Джессики. Блондинка лежала обнаженная поперек кровати, ярко выделяясь своим загаром на фоне постельного белья, в то время как ее черное шелковое бюстье, похожее на пару упаковок из-под йогурта, валялось на ковре.

— И что это они звонят так рано?

Блондинка открыла один подведенный тушью глаз и посмотрела на Хью, который был занят ее сосками, покручивая их вверх-вниз, как будто пытался таким способом включить радио. И чего это все мужики всегда думают, что могут женщин включать и выключать? Она сдержала зевоту. После вчерашних возлияний у нее так болит голова! Больше всего на свете ей теперь хочется еще немного поспать.

— Хм-м-м, кто знает? — ответил Хью и начал ласкать ее соски более энергично.

До чего же неудачное время выбрала Фрэнки для своего звонка! Только-только он почувствовал возбуждение и был уже близок к тому, чтобы трахнуть блондинку, как вдруг раздался этот звонок. Сперва он даже не собирался на него отвечать, но потом передумал. Мало ли что, могли действительно звонить с работы. Оказалось, что нет. Фрэнки плакала в телефон и рассказывала ему, как сильно она его любит и как по нему тоскует. Что в данных конкретных обстоятельствах ему хотелось услышать меньше всего.

Не то чтобы этот звонок стал для него неожиданностью. Он ожидал его с тех самых пор, как, вернувшись домой после злополучной пятничной вечеринки, обнаружил, что она упаковала свои вещички и исчезла вместе с этими проклятущими кошками. Вот это, если говорить честно, стало для него настоящим сюрпризом. Он полагал, что она дождется его дома, попытается вступить с ним в долгие переговоры, убедить его в том, что он не прав. Ни сном ни духом он не мог себе представить, что она исчезнет вот так, не сказав ни слова. И не просто исчезнет, а отправится в Лос-Анджелес. По его мнению, она должна была остановиться у родителей или, на худой конец, у кого-нибудь из друзей. Но никак не Лос-Анджелес!

Он просто не мог в это поверить. Такая уравновешенная и рассудительная Фрэнки! Она никогда не принимала скоропалительных решений, всегда была такой предусмотрительной и осторожной. Это было совершенно на нее не похоже, просто не в ее стиле, — и Ла-Ла из всех мест ассоциировался с ней в самую последнюю очередь. Скорее всего, это какой-то розыгрыш и она через некоторое время вернется домой. Конечно, она очень расстроилась, но он-то здесь при чем? Как заверил его Адам, он не должен чувствовать себя виноватым по поводу всего, что между ними произошло. Он мог разве что выбрать более удачное время для своих объяснений, принимая во внимание, что она только что потеряла работу и все такое прочее, но что еще он мог для нее сделать? Они жили вместе около двух лет, и за это время у них было много приятных моментов, но — в конце концов — ему всего лишь тридцать два года! Он не готов еще встать на якорь и жениться, как того хотела бы Фрэнки. Если не считать Адама, все его друзья оставались по большей части холостяками и всегда отлично себя чувствовали: гуляли направо и налево и не стесняли себя ни в чем. Почему же он должен лишать себя всех этих удовольствий?

Он стиснул груди блондинки, как будто они были спелыми яблоками. Вот, наконец-то он близок к тому, чтобы получить желаемое, и — нате вам! — в такой момент он думает о Фрэнки! За каким чертом это ему сейчас надо? Он запрятал все мысли о ней в самый дальний угол своей головы. Он обдумает все это когда-нибудь потом, в более подходящее время. А теперь у него есть более важные дела.

У него снова начиналась эрекция, и боксерские трусы уже начинали ему жать. Он решил избавиться от них непринужденно, одним движением. Но у него не получилось: эластичная лента застряла на коленях.