— Ну, я не знаю, — булькнула в ответ Рита, потягивая из стакана воду. — Может быть, встать под душ и понять, что все это — просто чепуха собачья.

Они посмотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, начали вместе хохотать, расплескивая воду из стаканов по всему столу.

Они сидели возле ресторана «Хэнкеринкс» на площади Заходящего Солнца, где были сосредоточены целые созвездия весьма привлекательных ресторанчиков, сверхмодных кафе и бутиков, где сновало множество покупателей и — что совершенно необычно для Ла-Ла — пешеходов, которые превращали площадь в настоящий оазис среди перегруженной транспортом, бетонной пустыни бульвара Заходящего Солнца. По чистой случайности — и не имея никаких знакомств «в индустрии» — они ухитрились занять один из самых привлекательных столиков под открытым небом, откуда им было все хорошо видно, и они также находились на всеобщем обозрении.

А посмотреть здесь было на что. В «Хэнкеринксе» любили бывать все сливки Лос-Анджелеса: директора и продюсеры за огромными салатами «Цезарь» обсуждали здесь проекты высокобюджетных кинокартин; жены обитателей Беверли-Хиллз, шитые-перешитые, тянутые-перетянутые, так что было непонятно, осталось ли у них еще хоть одно нетронутое скальпелем место, над стаканами «Пеллегрино» обменивались карточками хирургов и заглядывали в свои золотые пудреницы от Шанель, чтобы обозреть и получше замаскировать свои полученные за последний месяц шрамы от подтяжек; молодые, гимнастического вида офицеры полиции сидели в своем тесном кругу, ели замысловатые мексиканские сандвичи и решали дела с помощью сотовых телефонов; а в самых дальних концах ресторана сидели прячущиеся под огромными солнечными зонтиками, черными очками и бейсбольными кепками знаменитые голливудские актрисы, тоскливо тыкающие вилками в приготовленные на пару — «без масла, соли и специй» — рыбу и овощи. В беспомощной попытке убрать очередные семь фунтов лишнего веса ради получения очередного многомиллионного киноконтракта они всегда пребывали на какой-нибудь стадии модной протеиновой диеты и поэтому с жадностью провожали глазами проплывающие мимо их носа блюда с жареной рыбой, чьи бока блистали всей своей нездоровой, но столь притягательной, сдобренной жиром красой. Эти блюда проплывали не куда-нибудь, а на соседние столики, а если еще точнее, то на один из столиков, за которым сидели, разумеется, Рита и Фрэнки. Потому что кто же еще будет заказывать в Лос-Анджелесе жареную рыбу?

Пребывание Фрэнки в Лос-Анджелесе длилось уже целую неделю, но, вместо того чтобы вести себя как нормальный турист и осматривать городские достопримечательности, она все это время провела дома, оплакивая свою горестную судьбу. Разумеется, за это время Хью ей ни разу не позвонил. Она ни на минуту не покинула своего телефонного поста и занималась только тем, что ждала звонка. Она понимала, что ведет себя невыносимо жалко и недостойно, что она должна себя преодолеть, перешагнуть через свои чувства, — и ничего не могла с собой поделать. Она сама не ожидала, что будет тосковать по кому-то так сильно. Ей хотелось только одного: лечь в постель и в рыданиях выплакать свое разбитое сердце. И не делала этого только потому, что ей не позволяла Рита. У той были другие соображения по поводу того, как надо поступать с разбитыми сердцами. С ними надо поступать, как с французской жареной рыбой.

Откинувшись на спинку стула, Фрэнки щурилась на жаркое калифорнийское солнце и поглядывала кругом. Понять все происходящее было очень трудно. Стояла середина октября, сегодня был понедельник, у служащих наступил обеденный перерыв. В Лондоне в это время, как правило, шли дожди, а она выходила побродить в обеденный перерыв по заполненной покупателями Оксфорд-стрит, пытаясь перехватить где-нибудь на ходу чашку кофе с сандвичем. А вместо этого она оказалась в Лос-Анджелесе, сидит в каком-то моднющем, заполненном кинозвездами ресторане со своей лучшей подругой, принимает солнечные ванны и играет в игру «кто заметит больше знаменитостей» или «кто больше подтяжек насчитает на лице этой дамы». Все это казалось нереальным.

Она улыбнулась про себя. Рита оказалась права, ей стало лучше, но причиной тому была не еда, а сам Лос-Анджелес. Это он несет ответственность за перемену ее настроения. Когда вокруг происходит столько интересного, очень трудно не отвлечься от своих мыслей о Хью, как бы ей самой ни хотелось обратного. Она зачарованно разглядывала снующий вокруг народ и усвоила местное правило номер один: в Лос-Анджелесе без черных очков нельзя ходить никуда.

Очки могут быть любые: «Персоль» в черепаховой оправе, затемненные с защитой от ультрафиолета, покрытые блестящим отражающим слоем Шанель или очаровательные «Прада». Фрэнки с удивлением заметила, что очки носят все. То есть имеется в виду все, кроме нее. Свои очки она оставила в Лондоне, в одном из ящиков стола у Хью. Она даже не помнила, в каком именно. Потому что не носила их со времен отпуска в Испании, когда Хью бросал ее каждый день в бассейне, а сам отправлялся играть в гольф. Между тем в Лондоне правило номер один гласит, что на улицу нельзя выходить без зонтика, а вовсе не без солнцезащитных очков. Но здесь не Лондон, а Лос-Анджелес, и единственные зонтики, которые она здесь заметила, все как на подбор тоже были солнцезащитными, полосатыми белыми с голубым, и они крепились над каждым столом в ресторане, чтобы создать тень от палящего солнца.

Потерянная в этом море полосатых теней и чувствующая себя так, как и может чувствовать себя английская туристка в данных конкретных обстоятельствах, она закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Здесь совсем другой мир. Как будто она шагнула сквозь киноэкран и обнаружила, что Голливуд снимает сериал с продолжением, который называется «Страна Ла-Ла». Она удовлетворенно улыбнулась, чувствуя на своем лице солнечное тепло. Может быть, она и привыкнет ко всему этому когда-нибудь. Она даже мысленно взяла себе на заметку, что надо будет купить солнечные очки, что было явным признаком улучшения ее состояния.

— М-м-м, выглядит очень вкусно! — вздохнула Рита, с вожделением посматривая на огромную порцию изогнутых жареных рыбок, которую официант брякнул перед ними на стол. — Можно, я одну попробую?

— Ради бога, — ответила Фрэнки, выныривая из своих грез наяву и открывая глаза. — А ты разве не заказала себе то же самое?

— Нет, я все еще на диете, — проворчала Рита, обмакивая свернутую штопором рыбку в кетчуп. — Но ведь одна мне не может повредить, как ты думаешь? — Вопрос был явно риторическим: Рита не ждала на него ответа. Она жадно заглотнула рыбку и облизнула пальцы. — Не так вкусно, как в специализированном магазине, но все равно прелесть. — На лице ее было написано запредельное удовольствие. — А с подливкой они еще лучше.

Фрэнки покачала головой. С тех пор как она знает Риту, та всегда сидела на диете и каждый раз клялась, что вот наконец она нашла самую лучшую в мире диету и через четыре недели сможет всадить свою задницу в джинсы десятого размера, которые она носила в возрасте двадцати лет. Прошло десять лет, за которые было перепробовано множество диет, а она все еще не может натянуть вышеупомянутые джинсы выше колен. Успеху не способствовало и то обстоятельство, что она испытывала форменную аллергию ко всякого рода гимнастике — за исключением, разумеется, той гимнастики, в которой принимает участие какой-нибудь парень и которая происходит на какой-нибудь кровати… или на кухонном столе… или на сиденье автомобиля…