Но Китти не сдавалась.

Борясь с подступающей паникой, она заговорила вслух:

– Все хорошо. Городок очень милый. Выпечка потрясающая и… хотела бы я знать, что у Кена с Сереной…

Но что бы ни связывало этих двоих, похоже, их отношения закончились. Остались в прошлом. В самом деле? Только не для Серены. А для Кена? На этот вопрос Китти ответить не могла. Она недостаточно хорошо знала его. Этот парень смешил ее своими шутками и выглядел сногсшибательно верхом на снегоходе, а главное, какое-то непостижимое чувство влекло ее к нему. И еще он чертовски здорово целовался.

Но приходилось признать: это лишь маленький фрагмент картины. Китти видела, как Кен помогал вести дела «Уайлдер эдвенчерз», как располагал к себе людей, как быстро находил решения в сложных ситуациях. Его острый живой ум и обаяние действовали столь же неотразимо, как и скупая улыбка. Он пережил крушение, потерял то, чем больше всего дорожил, но сумел сохранить в своем сердце любовь и верность узкому кругу самых близких людей.

Так что, возможно, Китти знала его лучше, чем думала…

Ее переднее колесо угодило в обледенелую рытвину на дороге, и автомобиль, резко накренившись, вильнул влево.

– О черт, черт! – Китти вцепилась в руль, пытаясь выровнять машину. Пикап развернуло, и он заскользил к сугробу на обочине. В этот миг вся жизнь пестрой каруселью пронеслась у нее перед глазами.

Ну ладно, может, не вся жизнь, а та бесконечно долгая минута, проведенная на мосту Санта-Моника. Тогда Китти тоже потеряла управление, сорвалась с полотна и…

О господи. Перед глазами у нее замелькали черные круги, что, как известно, весьма затрудняет вождение, но, прежде чем на нее обрушилась волна ледяного ужаса, колесо перестало буксовать, пикап выровнялся. Остановившись на середине дороги, Китти уронила голову на руль и замерла, хватая ртом воздух. Сердце ее бешено колотилось о ребра, словно норовило выпрыгнуть из груди. Очки перекосились. Ей удалось сделать маленький вдох, потом еще один.

Она немного подождала, прижимая ладонь к груди, чтобы унять бешеное сердцебиение, но нельзя же весь день стоять посреди дороги… Минуту спустя Китти осторожно двинулась дальше. Она медленно плелась со скоростью пять миль в час. По счастью, никто не подгонял ее на пустой дороге. Остановившись наконец напротив главного коттеджа, она вышла из пикапа на трясущихся ногах, с трудом сдерживая тошноту.

Кен, окруженный кучкой подростков, стоял у дома, раздавая автографы, а также спортивную одежду и снаряжение: сноуборды, ботинки, футболки, джемперы и тому подобное. Счастливые ребята засыпали его вопросами, смеялись, галдели и весело толкались.

Кен тоже улыбался. Заметив Китти, он поднял руку для приветствия, но, приглядевшись внимательнее, нахмурился.

Вернув маркер стоявшему рядом мальчишке, он поспешно зашагал к ней.

Приказав сердцу не трепыхаться и заверив себя, что все отлично, лучше некуда, Китти изобразила улыбку, но Кена это не убедило.

– Что случилось?

Боясь, что голос ей изменит, Китти молча покачала головой. «Ничего. Все прекрасно. Великолепно, черт возьми».

Кен внимательно, спокойно смотрел на нее, и Китти поняла, что притворяться бессмысленно. Сколько бы она ни хорохорилась, в реальности все было скверно.

– Китти. – Взяв ее за руку, он ласково сжал липкую, влажную ладонь. Невзирая на мороз, девушка обливалась потом.

– Все хорошо, – выдавила из себя она, кивая, как китайский болванчик. Кен шагнул ближе, высокий, сильный, надежный, как скала. Его теплая ладонь легла ей на затылок. Господи… Она отчаянно старалась держаться, не сдаваться, но под его понимающим, сочувственным взглядом становилось все труднее притворяться, и Китти огорченно покачала головой.

С протяжным вздохом он притянул ее к себе и обнял.

– Пикап? Дороги? Тяжелые воспоминания? – шепнул он, гладя ее по спине.

– Всё вместе. – Только бы не заплакать… Китти хлюпнула носом, сердито смахнув слезу.

Возвышаясь над ней, Кен уткнулся подбородком ей в макушку.

– Можешь воспользоваться моей рубашкой вместо носового платка, не стесняйся.

Китти хихикнула, чего он и добивался.

– Я в порядке.

– О да. – Чуть отстранившись, Кен заглянул ей в лицо. – Только зеленая.

– Зеленый цвет мне идет. – Проклятие! Ее голос дрожал. Китти откашлялась, притворившись, что охрипла. – Ладно, пойду наверх.

– Подожди…

– Все уже прошло.

– В следующий раз попроси кого-нибудь отвезти тебя…

– Нет. – Ее ответ прозвучал неожиданно резко. – Это моя жизнь, и я не собираюсь бежать от нее.

На мгновение лицо Кена исказилось болью, но он хорошо умел скрывать свои чувства, и гримаса моментально разгладилась, сменившись обычным бесстрастным выражением.

– Хорошо. – Он отступил на шаг.

– Прости, это было грубо, – вздохнула Китти.

– Не извиняйся, ты просто сказала правду. – Кен молча отвернулся, и Китти, опустив голову, зашагала по лестнице к дверям коттеджа.

Энни стояла в холле, дожидаясь Китти.

– Живо на кухню! – скомандовала она.

Что ж, на кухню так на кухню, почему бы и нет? Китти хотелось присесть, а там было достаточно стульев. Девушка поплелась за поварихой, разглядывая ее мешковатые спортивные брюки и не по размеру просторную футболку. Сегодня у Энни на фартуке красовалась надпись: «Предупреждаем: жаловаться на повара может быть опасно для здоровья».

На кухне Энни вручила Китти тарелку с лазаньей, хлебом и салатом.

– Садись и ешь.

У Китти все еще дрожали руки, но, к сожалению, приступы паники отнюдь не подавляли ее аппетита. Положив в рот кусочек лазаньи, она тихонько застонала от удовольствия.

– Ну? – подала голос Энни, разглядывая ее.

– Божественно. В самом деле восхитительно. Просто…

– Да, да. Я бесподобно готовлю. Послушай, у меня вопрос. Ты сегодня видела кого-нибудь из ребят?

Значит, Энни заметила, как Кен ее обнял.

– Это не то, что ты думаешь. – Хотя Китти чертовски об этом жалела. – Он лишь… хотел успокоить меня.

– Ты говоришь о Кене? О вас с Кеном?

– Ну да… А ты?

Энни нахмурилась.

– Он не тот, кто тебе нужен. Не твой тип.

– Да, – признала Китти. Ее тип – беспечный парень из Лос-Анджелеса, который не потрудился сообщить ей, что женат, или тот, что не позвонил после первого свидания, хотя обещал позвонить. – Кен стремится к лидерству, а мне это немного непривычно. Он слишком мрачный и молчаливый. И…

Энни вопросительно изогнула бровь: