вверх и встретилась взглядом с этими волшебными глазами моего нового раба. Он смотрел на меня прямо, не пряча глаз, не жеманясь, как это делали другие рабы. Не получив от меня ответа, он аккуратно поставил меня на ноги и молча отошел, склонив голову и снова превращаясь в безразличного истукана. Я закусила губу, не зная, стоит ли мне извиниться, или оставить все как есть. Этот мужчина смущал меня и интриговал одновременно, пробуждая совсем не невинные желания.

У меня никогда не было рабов, и о рабстве я знала немного. Но отторжения, что я владею человеческой жизнью, почему-то не возникало. Моя современная натура должна была стать в позу, в штыки принимая рабство как само понятие, отказаться с гордым видом от такого “подарка”, но увидев его до этого, я просто не смогла сказать нет. Где-то в глубине меня зрело четкое понимание, что вот он — мой. Никому не отдам, никому больше не будут принадлежать эти манящие цветом морских волн глаза кроме меня.

— Где ночуют рабы, ты знаешь? — спросила его, ведь он же находился тут какое-то время, должен был знать ответы на вопросы, которые интересовали меня в данный момент.

Он поднял на меня взгляд:

— На ваше усмотрение, госпожа. Кто-то предпочитает держать рабов при себе в покоях, кто-то сдает их в общий барак для гостевых рабов. Кто-то приказывает ночевать и на конюшне, и на псарне, в зависимости от желания хозяина.

Оу, а вот такой расклад мне совсем не нравился. Ну что же, раз мой раб, то и решать мне, отлично.

— Пошли, — сказала ему и уведомив его величество, в сопровождении фрейлин покинула зал.

Глава 26. Хочу тебя…

У своих покоев я отпустила всех и зашла внутрь, пропустив раба в комнату. У дверей осталась моя знакомая парочка оборотней. Пожелав им спокойного дежурства, я зашла внутрь и закрыла за собой дверь.

Странное возбуждение не отпускало меня, но я держала себя в руках. Не буду я запрыгивать на незнакомого мужика, даже, если он мне и очень нравится. Такими темпами я и на Эддрика Рингера, несмотря на его невесту, должна была в благодарность залезть. Ага, бегу уже, волосики назад.

Только дойдя до кровати, я сообразила, что отпустила всех девушек, а пуговицы на платье как на зло находилась на спине. Досадливо выдохнула. Кажется, знакомство с рабом произойдет раньше, чем я думала. Огляделась в поисках своего нового приобретения. Свиток с контрактом я уже положила в небольшой сейф, который использовался для драгоценностей.

Раб обнаружился у моей кровати, стоящий на коленях слева у изголовья. Я вздернула бровь. Это они всегда так стоят? Неудобно же.

— У тебя же есть имя? — спросила я.

Он вздрогнул, будто упоминание его имени приносило невыносимую боль.

— Я недостоин иметь имя, моя госпожа, — глухо сказал он.

— Ну как-то же звать тебя надо. Не могу же я кричать, “Эй ты!”, или “раб, поди сюда”?

— На ваше усмотрение, госпожа, как вам угодно звать недостойного.

— А почему не достоин? — были у меня кое-какие соображения, но хотелось услышать его версию.

— Я не уберег свою нареченную. Я потерял право на жизнь и на имя.

— Но-но, ты бы не зарекался, в жизни разное случается. Если бы люди после неудачной любви уходили из жизни, человеческий род выродился бы уже давно. Встретить еще свою девушку, когда-нибудь, — сказала я и только сейчас до меня дошло, что я ляпнула.

Ирлинг лишь горько скривился, но не стал комментировать мои речи. Ну да, рабовладелица из меня пять минут как, могу же я не знать подводных камней?

— Помоги с платьем, будь любезен, — сказала я и повернулась спиной.

Я не видела мужчину, но чувствовала его приближение телом. Горячие руки стали медленно расстёгивать платье, пуговка за пуговкой, практически обжигая мне кожу через ткань. То ли у него температура тела такая, то ли это у меня внезапно чувствительность взлетела в небеса, но было по острому приятно. Дыхание участилось само по себе, а еще я вспомнила, что там за дверью два взрослых мужика подслушивают и наверняка ждут страстных охов и ахов ночью. Не дождутся.

Расстегнув пуговицы, он взял ткань с двух сторон и помог выпутаться из платья, случайно задев пальцами голую кожу на спине. Я резко выдохнула, любое животное сейчас учуяло бы запах моего возбуждения. Да что ж это такое со мной творится?

— Спасибо, это все, — хрипло выдохнула я.

— Вы не должны говорить мне благодарности, это моя обязанность, исполнять все ваши пожелания.

— Все? — саркастично уточнила я, и повернулась, придерживая перед платья руками на груди.

— Да, — серьезно ответил он, и какая-то глупая шутка замерла на моих губах.

Будь я менее сдержанна, заставила бы его говорить. Просто говорить, ведь его голос вводил меня в состояние “сейчас я тебя трахну прямо здесь, и никто меня не остановит”. Но я стойко боролась с наваждением и просто смотрела на него. Я не буду этого делать, я не могу. Вернее, еще как могу, даже официально мне никто не посмеет возразить, но… Это НО как раз и не давало мне сорваться. Может, это воспитание, может, убеждение не спать со всеми подряд, не знаю.

— Тогда я буду звать тебя Син. На одном из языков моей родины это значит “Грех”, — придумала на ходу ему новое имя.

Как раз такой мужчина-соблазн и подходит под это описание.

— Как вам угодно, — он склонился в поклоне, исподтишка пожирая меня взглядом.

Что-то изменилось с того момента, как он коснулся меня на том балконе. Что-то понемногу оживляло его, когда он трогал пальцами мою обнажённую кожу здесь в спальне. Я больше не видела этого отсутствующего выражения, как у манекена, глядящего в никуда, видящего перед собой лишь пустоту. Это заставляло урчать от удовольствия какую-то глубокую часть меня. Да и мне самой по душе были эти неуловимые изменения. У меня были определенные планы на этого сильного красавчика, и не хотелось бы получить зашуганного человека, боящегося поднять глаза на госпожу.

— Что ты умеешь? — мне на самом деле было интересно.

— Все, что прикажете, я сделаю, — просто сказал он.

— Интересно, но не информативно, — с какой-то досадой вышло у меня.

Может стоит спрашивать более конкретно?

— Ты же воин, правильно? Значит и охранять меня сможешь? — нащупывала почву для действий.

— Да.

— Тебя обучали быть рабом? Или просто нацепили ошейник и все? — я отошла за ширму и переодевалась в ночное домашнее платье.

Хотя платьем оно называлось с натяжкой. Полупрозрачная