– Это просто дым.

– В тебе нет соков, девочка. В отличие от меня.

<(примечание: соки – на виртовом слэнге – наследственные следы чистого Вирта в крови человека.>)

И тут на меня накатило что-то очень плохое, то есть, по-настоящему плохое. Икарус вполне непрозрачно намекнул, что в нем есть частичка Вирта. Бог его знает, скорее всего, совсем капелька; так по виду и не скажешь, но, возможно, именно благодаря этой капельке, он сумел получить эту работу. И вот что было плохо: я подумал, что, может быть, я сумею похитить этого толстого чувака и принудить его к обратной перекачке. Может быть, мне теперь и не нужно Существо, но когда он проковылял к клетке со змеей, я увидел, что он для меня бесполезен. Он не стоил почти ничего. На порядок ниже Дездемоны. На порядок ниже постоянной Хобарта. Может быть, что-нибудь у меня и получится, но только если я выкраду этого чувака и силой заставлю пойти на курсы по самоусовершенствованию.

– Это просто дым! – повторила Мэнди. – Там ничего нет.

– Я обращаю дым в Вирт. Это моя работа. Но сейчас это даже не то. Я просто режу кадры. Убираю плохие фрагменты, чтобы в целом получилось приемлимо. И легально. Это моя работа. Не самая лучшая, правда?

Его тирада осталась без ответа. Мы все молчали и просто ждали, что он все же поговорит с нами нормально. Но шиммиограф уставился на свою змею, полностью нас игнорируя.

– Большая змея, – повторил Битл. – Ты же не хочешь ее потерять. Или хочешь, а? – Вопрос прозвучал как угроза. Скверная угроза. Битл это умел.

Но Икаруса это не впечатлило. Он протянул руку и нажал на зажимы на баке, сначала – на один, потом – на другой. Крышка поднялась, медленно и сексуально, как дыхание при оргазме. Змея снов нетерпеливо развернулась. Я слегка отшатнулся назад, совсем немного, пытаясь держать себя в руках. Левую ногу пронзила острая боль.

– С парнем что-то не так? – спросил Икарус.

– Не обращай на него внимания, – вмешалась Мэнди. – Расскажи, что ты видишь.

Шиммиограф резким рывком обратил туман в замерзшую субстанцию.

– Вот она! – провозгласил он. – Преступная статья. Понимаете, «Химера» рассылает эти Вирты по провинциям, но мы получаем плохие разрезки. С остатками всякой дряни. Нелегальщины. И мне нужно все проверять, по секундам. Это ублюдочная работа, и я ее делаю. Для вас это выглядит как туман. Для меня – это сон, чей-то сон, который нельзя показать другим весь целиком. Некоторые эпизоды все портят. Людям нужна любовь. Вот здесь кусок: герой протыкает своего отца кебабным вертелом. Прямо в глаз. Такое нельзя показывать в Порно-Вирте. Это убийца страсти. Так что вырежем эту паскуду!

Икарус запустил руку в бак и схватил змею снов за шею. Она извивалась, как бечева кнута при ударе, но он крепко держал ее между пальцев. Свободной рукой он схватил молоток с небольшим утолщением на конце и ткнул его в банку с пастой.

Это был выжатый сок цветов змеиной травы, единственного известного лекарства от укуса змеи снов. Она росла на равнинах Утанки, уединенного места в Вирте высокого уровня, доступного только для знатоков. Икарус легонько постучал утолщением молотка змее по макушке. Ее голова тут же склонилась, узенькие щелочки глаз подернулись пеленой.

Мы наблюдали за тем, как змея откусила кусок от замерзшей грезы. Икарус убрал ее из тумана, и два потока дыма соединились уже в новом качестве, в чистом.

– Так-то лучше, – сказал Икарус. – Теперь все чисто.

Он шагнул ближе ко мне. В его глазах мерцали крошечные желтые блики, которые, кажется, вспыхнули ярче, когда он поднес змею к моему лицу. Я отшатнулся, стукнувшись о перьевой блок. Оттуда сочились потоки тумана, медленно заполняя комнату.

– Что с тобой, молодой человек? – спросил Икарус. – Что не так? Ты не любишь змей?

– Убери ее! – завопил я.

Икарус помахал змеей у меня перед самым носом.

– Я контролирую ситуацию, – сказал он. – Я – самый главный змеиный босс.

– У Скриббла был один неудачный индицент, – сказал Битл Икарусу. – Несколько лет назад. Никак не может об этом забыть.

– Его укусила змея?

– Да.

– Я так и думал. В тебе, парень, тоже есть Вирт.

– Нет, только не во мне...

– Вначале все это отрицают.

– Я чистый! Скажи ему, что я чистый, Би!

– Хорошо бы так, – отозвался Битл. – Терпеть не могу гибридов.

Горящий и пристальный взгляд Икаруса приковал меня к месту.

– Чистый значит бедный, мой пернатый друг, – сказал он, и, клянусь, я видел в его глазах вспышку возбуждения. – В тебе все-таки есть малость соков, малыш.

И как только он это сказал, меня захлестнули воспоминания. Меня уносило назад – сквозь годы и месяцы, будто время было прочерчено Вазом.

Что-то зашевелилось...

Мне было семнадцать. В тот день, насколько я помню, стояло красное солнце, и в роще было полно скворцов. Я лежал в траве на Плат-Филдз с девочкой по имени Дездемона, моей сестрой. Ей тогда было всего пятнадцать, и я очень любил ее. Наверное, даже слишком сильно. Больше, чем это пристойно. Больше, чем это законно. Дез вытянулась в траве, разгоряченная, и я гладил ее по ноге, и она улыбалась. Она слегка повернула голову, и ее губы коснулись моих. У меня встало. Встало на сестру. Пять секунд спустя она уже касалась моего эрегированного члена через штаны, а потом вдруг оказалась на мне, и ее волосы сияли светлым нимбом на фоне багряного солнца, а я гладил татуировку дракона у нее на предплечье.

– Если отец нас застукает... – сказала она.

Представьте себе, она так и сказала. Она действительно это сказала. Не виртовые или робо – реальные слова из реального рта. Ее слегка приоткрытые губы были как две половинки мечты.

Ее пизда прижималась к моему члену, и мир был прекрасен.

– Давай не будем говорить об отце, – сказал я.

– Он меня пугает, Скриббл.

– Я всегда буду рядом и буду тебя защищать.

Мы оба тогда засмеялись, я хорошо это помню, а потом ее губы впились в мои, и наступила тишина.

Есть вещи, которые просто нельзя уничтожить, и память – одна из таких вещей.

Она поцеловала меня. Неистовый полноценный контакт. Солнце померкло. Я закрыл глаза. Ее волосы падали мне на щеки, и свет танцевал у меня в глазах. Я был на седьмом небе.

– Я буду любить тебя вечно, – прошептал голос, и я не могу вспомнить, чей это был голос – мой или ее. Я чувствовал, как наслаждение разливается у меня внутри, спускаясь даже совсем вниз, к лодыжкам, и особенно – почему-то – к левой. Приятное ощущение в левой лодыжке было настолько пронзительным и интенсивным... никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. И тут Дездемона завизжала, и удовольствие обратилось в боль. Она спрыгнула с меня и обернулась на разноцветный промельк. Я рывком поднялся, подгоняемый жгучим огнем в ноге, и увидел змею снов – она вцепилась зубами мне в лодыжку, и у меня в глазах солнце на небе стало волдырем.