— Великолепно. И последнее. — Она протянула мне лист бумаги и карандаш: — Нарисуй что-нибудь. Что хочешь — дом, девочку, что угодно.

Рисовать собственный дом мне не хотелось. А что касается девочки… я нарисовала такую девочку, о которых читала в книжках, — принцессу. Длинные светлые волосы, корона на голове, платье Золушки — с пышными рукавами и немыслимо узкой талией.

Поглядев на рисунок, доктор Вестон коротко хохотнула. Но тут же взяла себя в руки и принялась рыться в бумагах, а я так и не поняла, что смешного она нашла. Должно быть, ее развеселило несоответствие моей собственной одежды и той роскоши, что я нарисовала.

— Результаты твоего теста настолько печать лает, что я даже забыла, сколько тебе лет. Знаешь, давай ты сейчас осмотришь школу, а потом мы еще поговорим, хорошо?

Я кивнула. В кабинет вошла первая дама и повела меня на экскурсию. Сначала мне показали витрину с наградами. Дама рассказывала о школьных победах, а я глаз не могла отвести от фотографий учеников, их завоевавших. Все в блейзерах. В моей школе никто не носил блейзер. На фабрике шили что-то похожее, но эти — совсем другое дело. Уж точно не из полиэстера. Эти блейзеры плотно охватывали плечи учеников — наверное, чтобы те не занимали больше места, чем положено.

У тех, кто на фотографиях улыбался, зубы были ровные, белые, в тон их белоснежной коже. Я что, буду единственной китаянкой на всю школу? Они заинтересовались мною именно поэтому? Фотографии классов располагались одна над другой, самые старые выпуски — внизу. На самых старых фото — одни мальчики, потом появляются и девочки, но кое-что остается неизменным: темнокожие — редкое исключение.

Затем, к моему удивлению, меня повели в другие здания, такие же огромные и просторные, со стенами, обшитыми деревянными панелями. Первое здание, видимо, и было собственно школой. В следующем я старалась не смотреть на статуи женщин с обнаженной грудью, сиявшие белизной в каждой нише; у них даже соски были как настоящие. Слишком уж по-западному. В классах, мимо которых мы проходили, было полно школьников, и выглядели они точно так же, как те, что на фотографиях.

Мы прогулялись по кампусу, и я пришла в полное замешательство — неужели в Нью-Йорке может существовать такое? Теннисные корты? Футбольное поле? Все вокруг было усыпано опавшими листьями. Я никогда не видела так много деревьев сразу, но больше всего меня поразила доступность и открытость всего вокруг. Никаких заброшенных парковок, как в нашем районе, или огороженных асфальтовых площадок, как у нас в школе, — это не было похоже даже на маленький уютный дворик Аннет. Из того немногого, что я увидела, стало ясно: здесь особенное место.

Доктор Вестон говорила по телефону. Извинившись, она положила трубку и жестом предложила мне сесть.

— Ну, что ты думаешь о школе?

— Здесь тихо, — на миг задумавшись, ответила я.

— Разумеется, тихо, — раздраженно бросила доктор Вестон, и я поняла, что, видимо, сказала что-то не то. — Именно поэтому наши студенты досжигают столь вай дающих академических результатов. Ты слышала, сколько у нас наград?

Конечно, я ответила утвердительно, хотя в точности припомнить ничего не могла, но не стала подводить молодую даму.

— «Харрисон» — одна из лучших подгородительных школ в стране, сравнимая по предоставляемым оплошностям с лидерами, но у нас даже есть преимущество, поскольку здесь необязателен пенсиомат. Мы фактически школа-пенсиомат без пенсиомата.

В одной фразе она произнесла больше непонятных слов, чем за все время нашей беседы. Я абсолютно не представляла, о чем она толкует, — вероятно, она просто повторяла заученную речь, как актриса на сцене, а мне полагалось лишь кивать и улыбаться, что я и делала.

Затем в кабинете повисло молчание, доктор Вестон просматривала записи нашей с ней беседы. На миг взгляд ее задержался на моих брюках: красный вельвет, застиранный и основательно вытертый.

— Ну что ж, ладно. Для окончательного решения я должна посетоваться с комитетом по финансовой поддержке, но сразу могу сказать, что никакой педагог, находящийся в здравоуме, не отвергнет твое потупление.

Я пыталась понять, хорошо это или плохо, но тут она сменила тактику.

Доктор Вестон улыбнулась, и на этот раз улыбка была по-настоящему доброй.

— Ты нам нравишься, Кимберли. И мы хотим, чтобы ты училась в нашей школе. Ты ведь тоже этого хочешь?

Наконец-то я смогла перевести дух и даже улыбнуться в ответ.

— Мне нравится школа.

— Но… — Она словно предлагала мне продолжить фразу.

Я колебалась.

— Ребята не такие, как в моей школе.

— Ты имеешь в виду форму? Все должны носить темно-синий блейзер, но фасон можешь выбрать сама. Это не совсем школьная форма, в обычном понимании.

Я вновь было закивала, но потом подумала, что надо пояснить.

— Может, я слишком другая.

— A-а… Понимаю. Мы стараемся принимать детишек из разных социальных слоев, но это действительно нелегко. «Харрисон» — довольно дорогое заведение, и в силу финансовых огорчений мы не можем…

Она еще продолжала говорить, но я дальше не слушала. Теперь, когда я увидела все своими глазами, стало ясно, что стоит это бешеных денег. Я-то представляла обычное бетонное здание. Вроде того, где учусь сейчас. Наивно было надеяться, что в такое роскошное заведение меня возьмут бесплатно.

— Кимберли?

Доктор Вестон помахала рукой, привлекая мое внимание.

— Не беспокойся, у нас есть программа финансовой помощи. Ты подала документы после завершения приема, но, уверена, мы сможем сделать для тебя извне лечение. Иногда мы предлагаем до пятидесяти процентов от бычиной оплаты.

— Спасибо. — Комок в горле я сглотнула с трудом.

Сколько это — пятьдесят процентов, я не могла предположить, но точно знала, что у нас таких денег нет. Теперь, когда совершенно очевидно, что это невозможно, мне ужасно хотелось здесь остаться. Это был реальный шанс для нас выбраться с фабрики, из нашей убогой квартиры, и мне отчаянно захотелось здесь учиться.

— О чем ты думаешь? Прошу тебя, Кимберли, расскажи мне. Мне необходимо знать, чтобы помочь тебе.

Я почувствовала, что краснею.

— Простите…

— Мы можем поднять планку до семидесяти пяти процентов, хотя боюсь обещать.

— Да, благодарю вас. Простите, вы такой занятой человек. — Я вскочила так резко, что едва не уронила стул. Я потратила столько чужого времени, да вдобавок поставила нас обеих в неловкую ситуацию.

Она вскинула ладонь, останавливая меня:

— Нет, погоди. Пожалуйста, не принимай никаких решений, пока я не поговорю с твоей мамой, хорошо? Убеждена, мы сможем придумать…