— Хочешь подраться?

Впрочем, подраться они пытались всего разок, а потом просто обнимались в уголке двора. До меня наконец-то дошло. Меня вовсе не вызывали на поединок, это было ухаживание, правила которого я нарушила, изо всех сил стукнув Люка в самый первый раз. Неловко получилось. Но, как бы то ни было, благодаря всей этой истории мне удалось заслужить уважение класса, и школа показалась мне гораздо более приятным местом.

Той весной произошло еще несколько примечательных событий: Пасха — праздник кроликов и разноцветных яиц — и школьное фото. Мы с Ма не могли себе позволить оплатить фотографию, поэтому сохранили снимок, где поперек моей груди стояла надпись ОБРАЗЕЦ. Очередное родительское собрание прошло без участия Ма и даже без ее ведома.

После Пасхи миссис Ла Гуардия сообщила, что школа «Харрисон» действительно заинтересовалась мною. Как я поняла, это означало, что они будут платить за меня, пока я не поступлю в хороший колледж. Мне это показалось вполне разумной сделкой.

Школа, куда нас с Ма пригласили, находилась в совершенно неизвестной мне части Бруклина.

Когда я рассказала о предстоящем мероприятии, Ма буквально задохнулась от восторга.

— Какая удача! Как я горжусь тобой! — Но тут же нахмурилась, узнав о дате официального визита. — Так скоро? Ведь отправка товара в тот же вечер…

— Все нормально, я могу сходить одна.

— А перенести встречу на другой день нельзя?

— Ма, мне было бы приятно пойти вместе с тобой, но не хочу, чтобы у тебя были проблемы на работе. Ты же не можешь пропустить свою смену.

Ма опечалилась.

— Как мне не хочется отпускать тебя одну, но я помолюсь и зажгу благовония на счастье.

В тот день мне разрешили пропустить занятия в собственной школе, и я отправилась в «Харрисон», с тремя пересадками на метро. Потом пришлось еще немного пройти пешком, следуя выданной карте, а потом я вдруг оказалась почти в лесу. Я и не представляла, что в Бруклине такое может быть. Совсем не похоже на все, что я видела прежде, даже на район, где жила Аннет. Здесь было так тихо и красиво, словно в деревне.

Я думала, что иду по парку, но оказалось, что это уже часть территории «Харрисон». Школа была очень старой и владела огромным участком. Деревья и кустарник сменила высокая изгородь, сквозь которую просвечивал просторный безукоризненный газон, где играли школьники. Широкие шорты делали их похожими на кубики. И дети, и их игры казались совершенно чужими. В своей школе я, по крайней мере, не была единственным не белым ребенком, и уж точно не только я росла в бедной семье. Никто из моих знакомых не играл ни во что подобное, а если я здесь останусь, мне тоже придется бегать со странной сетчатой штуковиной в руках, ловить мячи и бросать кому-то, машущему руками в отдалении. И бегать придется в таких же квадратных шортах. Мы ни за что не сможем купить такие дорогие штаны.

Я замедлила шаг и подумала было вернуться — вернуться к себе настоящей. Если узнают, что Ма шьет мне даже нижнее белье, что мы спим под кусками ткани, которую нашли на помойке, меня непременно выгонят отсюда. Я — мошенница, прикидывающаяся девочкой из богатой семьи. Но я не знала тогда, что нет нужды скрывать правду: никто не заблуждался на мой счет.

Я все же нашла в себе силы подойти к большому кирпичному зданию. Резная деревянная дверь, украшенная кусочками цветного стекла, оказалась такой тяжелой, что я с трудом открыла ее. Через цветные стекла я уже успела разглядеть молодую женщину, сидевшую за столом у подножия гигантской резной лестницы. На ней была накрахмаленная белоснежная блузка, а волосы уложены в гладкий пучок.

Я почувствовала себя совсем крошечной. Бородатый мужчина с Библией в руке внимательно наблюдал с портрета, как я иду через вестибюль, косясь на клочок бумаги в руке, хотя выучила его наизусть. Я очень много думала о том, как вести себя на этой встрече.

— Здравствуйте! Вы знаете доктора Вестон? — пропищала я.

Дама слегка удивилась, но ответила:

— Вам назначено?

— Да. — Хорошо, что меня хотя бы поняли. Дальше она возьмет на себя инициативу.

— Ты, должно быть, Кимберли Чанг.

Кивнув, я протянула стопку заполненных бланков для поступления.

— Твоя мама паркует машину? — Она глянула куда-то мне за спину.

— Нет, — потупилась я, — она болеет.

— Тогда, наверное, тебя привел кто-то другой?

Нужно было заранее подготовить ответ. Разные варианты пронеслись в голове: да, меня привезли, но ждут в машине; да, меня привезли, но уже уехали.

— Ты пришла одна?

Шестеренки в моем мозгу заклинило.

— Да.

Она помолчала, но вдруг улыбнулась:

— Наверное, ты очень устала, пока добиралась сюда. Присядь, а я сообщу доктору Вестон, что ты пришла.

Она проводила меня к одному из деревянных кресел, стоявших в ряд у стены, и оставила там с моей кучей бумаг. Не могу сказать, что со мной были нелюбезны. Но уверенности отчего-то не добавилось. Стук каблучков эхом разносился по пустому вестибюлю.

Несколько минут спустя она вернулась в сопровождении маленькой пожилой дамы с лицом бульдога — щеки свисают, глаза под тяжелыми веками близко посажены.

— Привет, я доктор Вестон, — обратилась ко мне дама.

— Добрый день. — Как здорово, что у меня был шанс попрактиковаться с миссис Эйвери. Я протянула руку, которую та, чуть поколебавшись, пожала. Ладонь ее оказалась на ощупь мягкой, если не обращать внимания на крупные блестящие перстни.

Мы прошли в кабинет, где доктор Вестон устроилась в своем кресле. На столе перед ней, на желтой подставке, красовался серебряный секундомер. Рядом лежали мои бумаги. Она улыбнулась одними губами. Вероятно, предполагалось, что это поможет мне расслабиться, но я, наоборот, еще больше занервничала.

— Обычно процедура осуществляется в письменной форме, но, поскольку ты — особый случай, я задам несколько вопросов, хорошо? Просто отвечай, как думаешь, а если ответа не знаешь, так и скажи.

Я постаралась взять себя в руки. Где твоя мать? Почему она не пришла вместе с тобой? Что надевают на Пасху? В какой руке следует держать нож во время еды? Я вцепилась в ручки кресла.

— Не могла бы ты посчитать от одного до сорока тройками? Я засеку время. Итак, один, четыре, семь…

Ну, с этим легко справиться.

— Десять, тринадцать, шестнадцать…

— Отлично. Мальчику шестнадцать лет, сестра в два раза старше. Когда ему исполнится двадцать четыре, сколько лет будет его сестре?

В таком духе она продолжала около часа. Самый странный разговор в моей жизни, но мне понравилось. Разумеется, я догадалась, что это экзамен, но, в конце концов, все подобные беседы — экзамены, а здесь хотя бы правила были ясны. В мире неопределенностей я наконец ощутила почву под ногами. Если я не понимала какое-то слово, доктор Вестон объясняла его значение. Мне лишь несколько раз не удалось ответить, и тогда она задавала другой вопрос. Когда все закончилось, доктор Вестон внимательно посмотрела на меня и сказала: