— Никому и никогда я не позволю ничего подобного, но сейчас мне понятно откуда вы, мужики, набираетесь подобных желаний, — говорила женщина, смеясь. — Еще немножко и я бы точно решила, что ты боишься меня!

Чего греха таить — ее голос звучал нежно, игриво и завлекающе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давай же, Тигран, — прошептал он себе под нос, сбрасывая наваждение, — убедишься в том, что она та еще шалавела и уйдешь восвояси.

Хамиев сдержался, ожидая реакции на свое появление, вступил в прямоугольник света и замер. Тигран почувствовал себя шокированным и тем еще дураком. Шокированным — потому что вдруг оказался не в будуаре, а в детской. Дураком — потому что сделал не правильные выводы.

Ольга Карпова была совсем другой. Образ, нарисованный им в собственном воображении, внезапно посерел и осыпался под ноги каким-то пеплом.

Курочка с дороги оказалась матерью.

Это значило много в тот момент, потому что он видел и слышал все — мягкость и абсолютную женственность движений и голоса, излучаемые счастье и радость, такие яркие, что кажется резали глаз, такие настоящие и теплые, что притянули его к себе.

— Подержи его, пожалуйста, — попросила она его, явно путая с кем-то другим. — Мне нужно переодеться.

И все-таки она была дурой. Как можно быть настолько безалаберной, когда на руках у тебя младенец и пускать в свой дом кого попало?!

Наверное, руководствуясь этим возмущением, Тигран принял ребенка на руки. Будет ей уроком на будущее!

— Не знай я тебя, то подумала бы…

Она не договорила, подняла на него глаза, дав на миг полюбоваться собой — простой, не расфуфыренной, с распавшимися из пучка волосами, сползающими на плечо и простеньком мокром платье, облепившем грудь, с отсутствующим под одеждой бельем; и украсть кусочек чужого счастья.

— Вы, что здесь делаете?!

У него могло быть все это — уютно пахнущий дом, счастливая женщина и малыш, теплый, не знающий забот и не боящийся ничего, не ждущий опасности даже от посторонних людей.

— Отдайте!

Тигран пропустил ее требование мимо ушей, наслаждаясь тем, что вдруг сделал своим. Пусть и на такое короткое мгновение. Он знал, что поднимет глаза и увидит на ее лице — страх. Он этого не хотел.

— Отдайте его мне! Слышите меня?

— Ты сказала, что тебе нужна помощь, — наконец откликнулся он, решив, что надо возвращаться в реальный мир.

— Обойдусь! — проговорила она быстро, облизнув губы. — Я передумала!

Ей надо было переодеться. Смотреть на нее мокрую не было никаких сил. Желание, чтобы это все принадлежало ему ощутилось, как никогда остро.

Ольга Карпова — чужая, совсем другая, счастливая сама по себе, без сопровождающего ее папика, тряпок, брюликов и баснословно дорогих тачек затмила собой всех, заставила забыть о другой, покинувшей его женщине и притянула его к себе.

Это было странно, ново и пугающе. Тигран испытал притяжение на физическом уровне, стойким ощущением зависти, жадности и даже с первобытным желанием забрать себе все это.

— А я — нет, — откликнулся он, не спеша поднимать взгляд на ее лицо. — Раздевайся!

— Что?!

Оговорка вышла по Фрейду — он просил того, чего желал больше всего на свете.

— Переодевайся!

Тигран ругнулся про себя, да перевел взгляд на играющегося малыша, даже не думающего поднимать шум из-за того, что оказался в чужих руках, переложил на изгиб руки и подумал о том, что у этой женщины и ребенок то под стать ей, такой же красивый как она сама.

— Прошу вас, — наконец взмолилась она, заглянув ему в глаза теперь уже другим взглядом.

Он напомнил ему олененка — такой же беззащитный и встревоженный.

— Вы ведь понимаете, о чем именно я беспокоюсь?

Стоило сделать так как она просит, но плоть слаба и как выяснилось, что в некоторых ситуациях и дух тоже.

— Ничего страшного не происходит, — проговорил он, усаживаясь в кресле и стараясь не смотреть на нее. — Он не плачет, а я не собираюсь делать ничего такого, чтобы причинить ему вред.

Он решил довести начатое до конца. В конце концов даже у его смущения и ее беспечности есть своя цена. Вернется муж раньше срока или нет, то все равно ей будет наукой на всю жизнь — не открывать дверь незнакомцам и смотреть по сторонам на любой шорох. Она ведь мать и чувства должны быть обострены до передела.

— На мой взгляд иначе.

— По-твоему, я настолько отбитый, чтобы причинить вред ребенку?

Именно так она и считала, если только судить по поджавшимся губам и встревоженному взгляду в сторону забавляющегося малыша.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы проникли в мой дом.

— Ты сама открыла мне, — он легко отбил это обвинение, в очередной раз отметив тот факт, как по-другому она говорит и как звучит ее голос. Совсем не так как на трассе.

Мальчишка в его руках перестал мусолить кулак, принявшись хватать его за волосы на руке, тянуть, отпускать и повторять это действо. Судя по растрепавшимся волосам и выбившимся светлым прядям горе-мамаши, ему нравилось это и именно он, никто другой был виноват ее растрепанному виду.

— Я ждала другого.

Тигран не мог осуждать его за это, он и сам бы… Хамиев мысленно встряхнулся, отгоняя наваждение, напомнил себе, что в руках у него младенец и вспомнил зацепившие сознание мелочи, например, то, что назвала этого кого-то не мужем.