«А может, ну его, училище? — вдруг возникла в голове Бориса крамольная мысль. — Остаться при паровозах, и точка. Зачем куда-то ехать — ловить быстрокрылую синицу мечты, если вот оно счастье и призвание в руках». На какие-то секунды такое решение показалась молодому человеку простым и наилучшим выбором. Но потом Борис представил разочарование и отчуждение в воспаленных от усталости глазах старого машиниста, простодушное удивление Никиты. Для них он уже был летчик, небожитель, избранник судьбы. Да и Латугину язык не повернется сказать, что, мол. извини, передумал принимать твою помощь.

Наконец, Ольге как объяснить, что высокую мечту о полетах поменял на скромную романтику чугунки. «Нет! Решено: буду как отец», — подвел жирную черту под сомнениями Нефедов. Если в локомотивную столовку он входил еще наполовину членом братства железнодорожников, то на улицу вышел человеком, окончательно перевернувшим важную страницу своей судьбы.

На симферопольском железнодорожном вокзале приехавшего московским поездом Бориса встретил инструктор местного аэроклуба Степан Сергеевич Лапатуха. Внешне этот сорокадвухлетний мужчина совсем не походил на летчика.

Выйдя из вагона на перрон, Нефедов некоторое время пытался угадать в толпе встречающих того самого виртуоза высшего пилотажа, о котором ему столько рассказывал Латугин. Юноша представлял его высоким, спортивным красавцем с самоуверенным веселым взглядом. И совершенно растерялся, когда к нему вдруг подошел сутулый невзрачный мужичок с застенчивыми глазами и тихим, отнюдь не командным голосом. Впрочем, разочарование в наставнике сразу прошло, как только Борис увидел своего инструктора в его родной стихии.

Уже на следующий день после приезда Нефедова Лапатуха повел его в аэроклуб. Вначале Бориса удивило, что местные курсанты смотрят на его спутника, как на бога, жадно ловят каждое его слово и с энтузиазмом бросаются выполнять все распоряжения инструктора. Но затем начались полеты, и Лапатуха сразу преобразился. Скромный серый человек куда-то исчез, его место занял Мастер с властным, горячим нравом. Когда кто-то из вылетевших в самостоятельный полет курсантов неаккуратно сажал машину, Лапатуха начинал ругаться и даже в приступе гнева сломал сигнальный флажок. А когда девушка-учлет[63]при посадке сделала «козла»,[64]обычно застенчивые серые глаза инструктора налились неуемной яростью.

Пока виновница находилась в самолете, Лапатуха начал высказывать все свои претензии рядом стоящему курсанту, обращаясь к нему на «вы» и по имени-отчеству, чего обычно никогда не делал.

В конце концов инструктор бросился к зарулившему на стоянку самолету. Ничего не сказав вылезшей из кабины с виноватым видом девушке, он снова запустил двигатель и пошел на взлет. Вначале инструктор несколько раз филигранно выполнил посадку, приземляясь на «три точки»[65]точно возле посадочной разметки. Затем начал крутить сложнейшие фигуры высшего пилотажа всего в нескольких метрах от земли. Затаив дыхание, Борис с восторгом наблюдал, как самолет, едва не задевая крыльями траву, выполняет петли и перевороты. В качестве финального аккорда показательного урока Лапатуха выполнил свой коронный номер: на большой скорости прошел в перевернутом положении — вверх колесами всего в трех метрах над головами курсантов.

— Хотите летать также? — поинтересовался после приземления у окруживших его восхищенных ребят инструктор. Все дружно выразили такое желание. — Тогда учитесь строго выполнять азы летной программы. Потом, в бою, вам будет не до академической точности. Там некогда следить за приборами и заботиться о том, чтобы боевой разворот вышел точно, как прописано в учебнике. Чтобы уцелеть, необходимо постоянно следить за товарищами и противником, а пилотировать «на автомате». Но чтобы освободить голову для боя, у вас не должно быть проблем с управлением самолетом.

* * *

Борис был зачислен в группу первоначального летного обучения. Первые полтора месяца занятия проходили только в классах. Курсанты аэроклуба изучали материальную часть самолета У-1, аэродинамику, тактику воздушного боя, метеорологию.

Затем по программе надо было выполнить два прыжка с парашютом. Это было испытание для людей с крепкими нервами. Для прыжков использовался все тот же двухместный учебно-тренировочный У-1. Курсант с надетым парашютом садился в переднюю кабину, самолет набирал высоту. Надо было по команде инструктора вылезти на крыло и, сильно оттолкнувшись, прыгнуть. Причем автоматикой принудительного раскрытия парашюты оборудованы не были, так что курсант должен был сохранять достаточно самообладания, чтобы в нужный момент дернуть за вытяжное кольцо. Несколько ребят из их группы так и не сумели перебороть свой страх, и им пришлось распрощаться с мечтой о небе.

И вот начались полеты. Борис до мельчайших подробностей помнил тот день. Стояла прекрасная безоблачная и безветренная погода. Ярко светило солнце. Авиаторы в таких случаях говорят: «Погода миллион на миллион».

Курсанты выстроены в шеренгу. Инструктор обходит строй, выбирая кандидата на первый ознакомительный полет. Вот он останавливается напротив Бориса и командует:

— Во вторую кабину, марш!

Взволнованный юноша бросается к самолету, чувствуя спиной завистливые взгляды остающихся на земле ребят. Забравшись в кабину, начинает торопливо пристегивать ремни, искать глазами, куда присоединить шланг переговорного аппарата. Но замки почему-то отказываются срабатывать, а хорошо освоенная в учебном классе кабина кажется незнакомой. Спина становится мокрой от пота. «Только спокойно! Главное не спешить, чтобы ничего не напутать», — заклинает себя Борис, боясь, что за какую-нибудь оплошность суровый Лапатуха передумает брать его с собой.

Легко вскочив на крыло, инструктор бросает оценивающий взгляд в курсантскую кабину:

— Готов?

Борис утвердительно кивает головой, стараясь ничем не выдать охватившего его волнения. Хотя в голове теснятся тревожные мысли: как встретит его небо? Не поймет ли он, что совершенно не способен к полетам.

Когда-то отец рассказывал Борису, что высший пилотаж только с земли выглядит красиво, на самом же деле человеческое тело не приспособлено природой к кувырканию между небом и землей. И только очень немногим представителям Homo sapiens дана способность адаптироваться к летным перегрузкам…

Прогрев мотор, Лапатуха показывает рукой механику, чтобы тот убрал из-под колес тормозные колодки. Покачиваясь на бегу, машина катится к стартовым флажкам. Борис видит столпившихся на краю взлетно-посадочной полосы ребят. Многие ободряюще машут ему. Но Нефедов так напряжен и сконцентрирован на предстоящем самом важном в своей жизни испытании, что с трудом изображает на лице некое подобие улыбки и отвечает на пожелание удачи коротким нервным жестом.